Интернет-Проект "Виртуальный Самарканд" Раздел "Библиотека"

Руи Гонзалес де Клавихо Дневник путешествия испанского посла ко двору Тимура в Самарканд "Жизнь и деяния великого Тамерлана с описанием земель его империи и зависимых, созданное Руи Гонсалесом де Клавихо, камергером великого и могущественного сеньора Энрике Третьего, короля Кастилии и Леона, с записями всего случившегося во время посольства, отправленного вышеупомянутым королем к названному князю, известному под другим именем Тимурбек, в год от Рождества Христова тысяча четыреста третий". (фрагменты, посвящённые Самарканду)

___________________________________________________________________________________________________

Король Кастилии и Леона Генрих III де Трастамара, известный под прозвищем Больной, взошел на престол в 1390 году в возрасте 11 лет под опекой правительственного совета. Европа в это время находилась под угрозой османского завоевания. В 1393 году султан Баязид I захватил Болгарию, Македонию, Валахию, Фессалию и вошел в Грецию. Венгерский король Сигизмунд для отпора туркам организовал крестовый поход, в котором участвовали также баварцы, французы, бургундцы и поляки. Но в 1396 году эти войска были разгромлены Баязидом I под Никополем. После этой победы турки начали осаду Константинополя.

К этому времени в Европу уже проникла информация о могучем правителе Тимуре, покорившем огромные пространства на Среднем Востоке и в Северной Индии. В 1399 году Тимур начал свой великий "семилетний поход" на запад. Он быстро покорил Грузию, Армению и Азербайджан, после чего столкнулся с коалицией между египетским султаном Насир ад-дином Фараджем и турецким султаном Баязидом I. Вначале Тимур захватил Багдад (в 1401 году) и проник в Сирию, где захватил Алеппо и Дамаск. Баязид I тем временем захватил территории между Эрзинджаном и Малатией, бросив тем самым открытый вызов Тимуру.

Соперники начали готовиться к решительной схватке и искать союзников. Тимур обратился к византийцам и генуэзцам с просьбой о выделении флота для блокировки турецких берегов. В этих переговорах участвовала и Франция, под чьим покровительством тогда находилась Генуя. Тимур послал в Венецию и Геную посольство, которое возглавил "архиепископ всего Востока" Иоанн Галонифонтибус. Накануне решающей схватки в ставку Тимура стали прибывать посольства из различных европейских государств. Прибыло в Малую Азию и посольство от кастильского короля. Послы Пайо де Сотомайор и Эрнан Санчес Паласуэлос должны были "разузнать о могуществе Тамурбека и Турка Ильдрина (имеется в виду Йылдырым ["Молния"] Баязид I), об их богатстве и численности войск, которые они противопоставили друг другу".

После решающей победы у Анкары в 1402 году, когда Баязид I был захвачен в плен, кастильские послы принесли поздравления Тимуру, который отправил в Мадрид своего посланника, аль-Хаджи Мухаммада, называемого испанцами Алькаги, с дарами для закрепления дружбы. Тимур ведь оседлал весь Великий Шелковый Путь и был заинтересован в расширении торговли по нему для увеличения своих доходов. Известна и переписка Тимура с французским королем Карлом VI Валуа о желании поддерживать торговые связи между государствами.

После столь удачного установления контактов с Тимуром, Генрих III решил направить в Самарканд посольство с ответными дарами, надеясь извлечь выгоду из таких контактов. Посольство возглавляли Фра Альфонсо Паес де Санта Мария, магистр богословия, и Руи Гонсалес де Клавихо и Гомес де Саласар, стражник (камергер) короля. Клавихо и оставил нам описание этого путешествия. Вот его полное название:

"Жизнь и деяния великого Таморлана с описанием земель его империи и зависимых, созданное Руи Гонсалесом де Клавихо, камергером великого и могущественного сеньора Энрике Третьего, короля Кастилии и Леона, с записями всего случившегося во время посольства, отправленного вышеупомянутым королем к названному князю, известному под другим именем Тимурбек, в год от Рождества Христова тысяча четыреста третий".

Ниже приведён перевод "Дневника", осуществленный И.С. Мироковой, выполненный с большой точностью и снабженный обширным историко-географическим комментарием. А первый перевод "Дневника" на русский язык был сделан известным славистом И.И. Срезневским более ста лет назад и опубликован уже после его смерти - в 1881 году.

____________________________________________________________________________________________________________

…Во вторник 22 мая 1403 года посольство отбыло из порта Святой Марии близ Кадиса на барке и карраке и начало свой медленный путь к далекому Самарканду….

В четверг, двадцать первого августа, подошли к большой реке, называемой Виадме (Аби-Аму). Это другая река, которая берет начало в Параисе (Парапамис), а шириной она около лиги. Она течет по равнине, но течение ее удивительно быстрое, а [вода] мутная. Зимой она [становится мельче], так как вода в горах замерзает и снег не тает, а когда наступает месяц апрель, [вода] начинает прибывать и прибывает четыре месяца подряд, потом начинает убывать, и река возвращается к своему прежнему виду, а это происходит потому, что летом тают и разрушаются снега. Нам говорили, что прошлым летом река так прибыла, как никогда прежде не случалось. Она так разлилась, что дошла до одного селения, отстоящего на расстояние двух третей лиги, вошла в него и разрушила много домов и причинила большой вред. Эта великая река берет начало на небольшой вершине тех гор и течет по равнинам земли Самарканте, уходит в землю Тарталии и впадает в море Баку. [Эта] река отделяет земли царства Самаркантского от царства Хорасанского.

Сеньор Тамурбек, покорив царство Самарканте, находящееся по ту сторону реки, захотел перейти на эту сторону, чтобы завоевать царство Хорасанское, и приказал построить на этой реке большой деревянный мост на лодках, а когда он и его люди перешли через него, приказал разрушить, а [потом] при возвращении в Самарканте опять велел строить, чтобы перейти со своим войском. По этому мосту перешли [реку] и посланники. Говорят, что он приказал, как только перейдет его войско, [вновь] сломать его. А этот мост не идет от одного берега до другого, а, начавшись с одного конца, тянется долго до того места, где лошади и стада смогут перейти [реку] вброд; а от этого места и дальше уже нет моста. Здесь, около этой великой реки, на равнине Александр (Македонский) сразился с Пором, царем Индии, когда победил его.

В тот четверг, когда посланники подъехали к этой большой реке, перешли на ее другой берег. И в тот же самый четверг, когда посланники подошли к этой великой реке, вечером они были уже в большом городе, называемом Термит (Термез); прежде он относился к Малой Индии, а теперь к империи Самарканте, так как был завоеван Тамурбеком. За этой рекой простирается царство Самарканте, а земля его называется Могалия (Моголистан), а язык мугальский, и этого языка не понимают на этой стороне реки, так как все говорят по-персидски и понимают друг друга, ибо разница между [местным] языком и персидским небольшая. Письмо же, которое используют самаркантцы, [живущие] по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, что живут по эту сторону, а называют это письмо могали. А сеньор при себе держит нескольких писцов, которые умеют читать и писать на этом [языке]. Земля этого царства Самарканте очень населена, а почва [там] плодородная и всем богата. На этой большой реке есть обычай, который сеньор требует соблюдать: как только он перейдет с одного берега на другой, то после него никто не имеет права пройти по мосту и тотчас его ломают. А по реке ходят лодки и перевозят людей с одного берега на другой, и никому из Самаркантского царства не разрешается переезжать на лодке [на другой берег], если он не покажет грамоту или указ с разъяснением, откуда и куда направляется, даже если бы он был и из соседних [владений]. А кто хочет перебраться в царство Самарканте, может это сделать без предъявления какой-либо грамоты. К этим лодкам царь приставил большую стражу, и она собирает значительную пошлину с тех, кто пользуется ими. А эта стража у реки поставлена вот для чего: сеньор привел в самаркантскую землю много пленников из завоеванных им стран для поселения здесь, так как он прилагает много сил для многолюдства и возвеличения ее, [а стражников он поставил для того], чтобы [эти люди] не разбегались и не возвращались в свои земли. И даже когда ехали посланники, они встречали людей сеньора в Персидской и Хорасанской землях, которые, если находили сирот или бездомных или каких-либо бедняков, мужчин и женщин, не имевших ни дома, ни имущества, то силою брали их и уводили в Самарканте для поселения там. Так, одни вели корову, другие осла, барана или двух овец или коз, и когда приходили на [указанное] место, то [местный] совет обеспечивал их [необходимым] по указанию сеньора. И таким образом, как говорили, сеньор привел в Самарканте около ста тысяч лошадей, если не больше.

А этот город Термит, куда посланники приехали в тот день, очень большой и густонаселенный; у него не было ни стен, ни какой-либо ограды. А вокруг располагались сады и множество каналов. Более ничего не могу сказать вам об этом городе, кроме того, что, когда мы вошли в него, ехали так долго, что, добравшись до назначенного места, почувствовали себя утомленными. И все время ехали по многолюдным улицам и площадям, где продавалось множество товаров. В этом городе посланникам оказали много почестей и дали все необходимое, в чем была нужда; также им подарили платье из шелковой ткани. Сюда же прибыл царский гонец, направленный к посланникам, который им сказал, что сеньор послал его приветствовать их и спросить, как им едется, каково [самочувствие] в дороге, хорошо ли с ними обходились и скоро ли можно ожидать [их] прибытия. А когда тот гонец уезжал, [посланники] дали ему платье из камки и также подарили флорентийское платье тому кавалеру, которого сеньор прислал к ним первым и который ехал с ними. Так же поступил и посланник султана вавилонского, бывший вместе с ними. Кроме того, второму кавалеру, присланному к ним сеньором, [подарили] коня, так как у них существует обычай дарить что-нибудь в честь сеньора тому, кто едет куда-нибудь по его приказанию, и [обычай] получать подарки. А по количеству того, что дарится в честь сеньора [государя], судят об их щедрости, и этим они очень гордятся.

В следующую пятницу, двадцать второго августа, после обеда посланники уехали отсюда и ночевали в поле около больших домов. На другой день, в субботу, они ехали по обширной равнине среди множества хорошо населенных деревень и [вскоре] прибыли в одно селение, где им дали все необходимое. В следующее воскресенье [посланники] обедали в большом доме, где сеньор обычно останавливается, когда проезжает через эти места. Там им дали много мяса, плодов, вина и много очень хороших, огромных дынь, которыми изобильна эта страна. Обычно, когда дают плоды, то привозят их во множестве и кладут на землю перед посланниками. В тот же день они уехали оттуда и заночевали в поле у реки.

На другой день, в понедельник, они [отдыхали] у подножия одной высокой горы, на вершине которой стояло прекрасное здание крестообразной формы, искусно сделанное из кирпича, со множеством узоров, составленных из разноцветных изразцов. Эта гора очень высокая, [но] в ней есть проход, через который можно пересечь ее по расселине, которая кажется сделанной человеческими руками: с обеих сторон поднимаются высокие горы, а она ровная и очень глубокая. На середине этого прохода находится селение, а над ним вверху громоздится высокая гора. А этот проход в горах называется Железные ворота, и во всей этой [местности] нет другого прохода, кроме этого. Он защищает Самаркантское царство со стороны Малой Индии. И нет иного прохода, чтобы проникнуть в земли самаркантские, кроме как через него; так же и жители Самарканте кой империи не могут попасть в земли Индии [иначе], как только через этот проход. Этими Железными воротами владеет сеньор Тамурбек. И они ежегодно приносят ему большой доход, так как [через них] проходят купцы, идущие из Малой Индии в Самаркантское царство и в земли севернее его. Кроме того, Тамурбек владеет другими Железными воротами — возле Дарбанте (Дербент), на краю провинции Тарталии, а ведут они к городу Кафе, — которые тоже находятся в проходе среди высоких гор между провинцией Тарталией и землей Дарбанте, на пути к морю Баку или Персии. А если жители провинции Тарталии хотят пойти в Персию или в эти земли к Самарканте, то нет другого прохода, кроме этого. И от одних Железных ворот до других будет тысяча пятьсот лиг и более. Знайте, как велик тот сеньор, который владеет, подобно Тамурбеку, этими двумя Железными воротами и всей землей, находящейся между ними, так как он владеет Дарбантом и эти Железные ворота ежегодно приносят ему большой доход. А Дарбант очень большой город, и ему также принадлежат обширные владения. И первые Железные ворота, которые ближе к нам, называются Ворота близ Дарбанте, а другие, дальние, называются Воротами близ Термита (Термеза), граничащего с землями Малой Индии.

Здесь, в этом доме, посланникам подарили коня; в этой земле кони очень славятся своей выносливостью. А эти горы, где находятся Железные ворота, голые и безлесные. Говорят, что ранее в этом проходе от одной горы к другой стояли ворота, сплошь покрытые железом, и никто не смел пройти через них без разрешения. В тот же день [посланники] уехали оттуда и ночевали на открытом месте вершины одной горы. На другой день ели и отдыхали в жаркое время в чакатайских шатрах на берегу реки, а вечером выехали и заночевали высоко в горах. В полночь посланники [вновь] тронулись в путь, а ели и отдыхали в одном селении. Здесь умер один из слуг магистра [богословия] Фра Альфонсо Паеса, который был болен.

На следующий день, в четверг двадцать восьмого августа, в час обедни подъехали к большому городу, называемому Кех (Кеш). Он располагается на равнине, пересекаемой со всех сторон оросительными каналами и ручьями. [Город] окружали селения и сады, а вокруг простиралась равнина, на которой виднелось множество многолюдных селений, каналов, лугов, и [казалось], что эта земля [должна быть] очень красива летом. На поливных землях росли пшеница, виноград, хлопок, дыни и большие плодовые деревья. Город был обнесен земляным валом и [окружен] глубоким рвом, а у ворот его имелись подъемные мосты. Из этого города Кеха был родом сеньор Тамурбек, и здесь же родился его отец. Здесь много больших домов и мечетей, особенно одна, которую Тамурбек приказал построить, [но она] еще не была окончена. В ней находилась большая усыпальница, в которой покоился его отец. Другую усыпальницу Тамурбек приказал построить для себя, чтобы быть там погребенным, и она [также] еще не была окончена. Говорили, что когда он был здесь с месяц тому назад, то остался недоволен этой усыпальницей, говоря, что вход [в нее] низок, и велел переделать его; и сейчас там работают мастера. Кроме того, в этой мечети покоится первый сын Тамурбека, которого звали Янгир (Джехангир). Эта мечеть и усыпальница очень богаты и отделаны золотом, лазурью и изразцами, при ней большой участок с деревьями и водоемами. Каждый день по приказанию сеньора в эту мечеть отправляют двадцать сваренных баранов в память душ отца и сына [Тамурбека], погребенных там. И как только посланники приехали в этот город [Кех], их привели в эту мечеть и сюда им принесли много мяса, фруктов и устроили пир, а когда они откушали, отвезли в большой дворец, где им предоставили помещение.

На другой день, в пятницу, посланников повели осматривать большой дворец, который строился по приказанию царя. Говорили, что уже двадцать лет в нем работали каждый день. И даже теперь трудилось там много мастеров. Во дворце очень длинный вход и очень высокие ворота, и здесь же, при входе, с правой и левой стороны находились кирпичные арки, отделанные изразцами, выложеными разными узорами. А под этими арками находились как бы маленькие комнаты без дверей, то есть [углубления] с полом, выложенным изразцами, а это было сделано для того, чтобы там [могли] сидеть люди, когда во дворце находился сеньор. Сразу же за этими воротами находились другие, а за ними большой двор, вымощенный белыми плитами и окруженный богато отделанными галереями; а среди двора большой водоем, и этот двор занимает в ширину шагов триста, и через него входили в самое большое помещение дворца, куда вела очень большая и высокая дверь, отделанная золотом, лазурью и изразцами — [все] очень искусной работы. А над дверью посередине был изображен лев [на фоне] солнца, а по краям точно такие же изображения. Это был герб сеньора самаркантского. И хотя говорят, что этот дворец строился по приказу Тамурбека, я думаю, что его начал строить прежний сеньор Самарканте, так как этот герб, [изображающий] солнце и льва на нем, есть герб сеньора самаркантского, а герб Тамурбека — три круга, [расположенные] таким образом:

Это значит, что он царь трех частей света, и этот герб он приказал делать на всех монетах и на всех предметах, которые изготавливаются по его приказанию. И по этой [причине] я думаю, что другой сеньор начал строить этот дворец, еще до Тамурбека. Эти три кружочка наподобие буквы О встречаются и на царских печатях, и он приказывает [тем народам], которые облагаются данью, чтобы также ставили [этот знак] на своих монетах.

Через эту дверь входишь в приемный зал квадратной формы, стены которого расписаны золотом и лазурью и [отделаны] изразцами, а потолок весь позолочен. Отсюда посланников провели в верхний этаж, и так как весь дом был отделан золотом, им показали столько помещений и покоев, что сразу и не расскажешь. [Здесь вся] отделка была золотом, лазурью и другими разными цветами, достойная удивления даже в Париже, где искусные мастера. Эта работа [и у них] считалась бы прекрасной.

[Потом им] показали комнаты и покои, предназначенные для самого сеньора и его жен, с необыкновенно богатой отделкой стен, потолка и пола. Над постройкой этого дворца работало много разных мастеров. Потом повели посланников смотреть зал, предназначенный сеньором для пиров и чтобы [там проводить время] со своими женами. [Этот зал] огромен и богатой отделки. А перед ним находится сад со множеством различных плодовых и тенистых деревьев; в нем — много водоемов и искусственных лужаек. А перед входом в сад такое обширное [пространство], что здесь в летнее время у водоемов могло бы сидеть множество народа под сенью деревьев. И так роскошна и богата отделка этого дворца, что для его описания нужно все обойти и осмотреть, не торопясь. А эта мечеть и дворец относятся к самым великолепным постройкам, какие сеньор до сих пор осуществил или велел соорудить. И приказал построить их в честь своего отца, погребенного здесь и уроженца этого города. И хотя он родился в этом городе, однако не принадлежал к тому племени, которое там живет, а был из племени, называемого чакатаи и относящегося к татарам, пришедшим в эту землю из Тарталии, когда они вторично ее завоевали и стали над нею властвовать, как об этом вам позже будет рассказано; а здесь они получили это название чакатаи.

Отец Тамурбека был благородным человеком из рода этих чакатаев, но среднего достатка, имел он не более трех или четырех всадников и жил в одном селении недалеко от этого города Кеха, так как их знатные люди больше предпочитают жить в селениях и поле, [нежели] в городах. И этот его сын [Тамурбек] начинал с того, что имел только столько [имущества], чтобы содержать себя и [еще] четырех или пять всадников. И об этом я пишу, ручаясь за достоверность, так, как было рассказано посланникам в этом городе и в других местах. Говорят, что однажды [с помощью] этих четырех или пяти людей он начал забирать силой у своих [соплеменников] один день барана, другой день корову и, когда это удавалось, пировал со своими сообщниками. Возможно, поэтому или потому, что он был человеком храбрым, доброго сердца и щедро делился всем, что имел, присоединились к нему и другие люди, так что [вскоре] у него стало триста всадников. Когда их набралось столько, он начал совершать набеги на [другие] земли, грабя и воруя все что можно для себя и своих [людей]; также выходил на дорогу и грабил [проходящих] купцов. Слухи о том, что делал [Тамурбек], дошли до императора самаркантского, который был сеньором этой земли, и он приказал убить его где бы то ни было. А при дворе самаркантского императора было несколько знатных кавалеров чакатаев из его племени. Они так хлопотали за [Тамурбека] перед императором, что он его простил и по царскому соизволению разрешил жить при дворе. И из этих кавалеров [чакатаев], которые выпросили ему прощение, двое теперь живут с ним; одного зовут Омар Тобар, а другого — Каладай-бек. Он сделал их большими сеньорами и владетелями обширных земель. Говорят, что когда [Тамурбек] жил [при дворе] самаркантского императора, то так интриговал против него, что последний был готов отдать приказ убить его; но кто-то предупредил [его], и Тамурбек бежал со своими людьми и начал грабить на дорогах. Однажды он ограбил большой караван купцов и получил всего достаточно. После этого он отправился в землю, называемую Систан, и награбил [там] баранов, лошадей и всего, что попалось [под руку], так как эта земля очень богата стадами. А когда он это совершал, имел при себе около пятисот всадников. Узнав об этом, жители Систана объединились против него. Однажды ночью [Тамурбек] напал на стадо баранов, а в это время пришли люди [из Систана], бросились на него и его сообщников, убили многих, а его сбили с лошади и ранили в правую ногу, после чего он остался хромым, также и в правую руку, после чего он недосчитался двух маленьких пальцев; и бросили его, посчитав мертвым. [Тамурбек] стал передвигаться, как мог, и дополз до шатров каких-то [людей], кочующих в поле, откуда [вскоре] ушел, а оправившись, опять стал собирать своих людей. А этого самаркантского императора недолюбливали его подданные, особенно простой люд, горожане и некоторые знатные. Они сказали Тамурбеку, чтобы он убил императора и [тогда] они его поставят у власти. И дело дошло до того, что однажды, когда император направлялся в какой-то город недалеко от Самарканте, Тамурбек напал на него, а тот бежал в горы и попросил встретившегося человека укрыть его и вылечить [от ран], обещая сделать его богатым, и отдал ему дорогое кольцо, которое носил. А тот человек вместо того, чтобы укрыть его, сказал о нем Тамурбеку, который тотчас явился и убил его. Потом он пошел на город Самарканте, взял его, захватил [власть], забрал жену [прежнего] государя и женился на ней, и теперь она считается его старшей женой, а зовут ее Каньо (Биби-Ханым), что значит большая царица или великая императрица. А после этого он покорил империю Хорасания, воспользовавшись враждой двух братьев, сеньоров ее, склонив на свою сторону [жителей области]. Он объединил империи Самар-кантскую и Хорасанскую и таким образом положил начало своему государству.

Одним из тех, кто примкнул к Тамурбеку и помогал ему во всем с тех пор, как он начал возвышаться, был один чакатаи из его племени, самый доблестный из его сподвижников. [Тамурбек] женил его на своей сестре и сделал правителем многих людей. А у него был сын по имени Яса (Джеханшах) Мирасса, который теперь самый близкий к сеньору человек. Он сеньор многих обширных земель, начальник царского войска, подобно коннетаблю, так что, кроме [великого] сеньора, никто не имеет столько власти над войском, как он, а войско и подданные сеньора довольны им.

Причина, по которой эти татары пришли в эту землю и назвались чакатаями, следующая: в давние времена был в Тарталии император родом из татарского города Дорганчо, что означает Сокровище мира. [Этот император] владел обширной землей, которую завоевал, а подойдя к концу [дней своих], оставил четырех сыновей, которых звали: одного Габуй, другого — Чакатай, третьего — Есбек и четвертого — Чаркас; все они были детьми одной матери. Перед смертью отец разделил свои владения и дал каждому его часть, а сыну, которого звали Чакатай, выделил эту империю Самарканте и еще другую землю. И завещал всем своим сыновьям [жить в дружбе] и не ссориться, [говоря], что пусть они знают, что в тот день, как возникнет [вражда] между ними, они погибнут. Этот Чакатай был человеком храбрым, смелым, мужественным. [Постепенно] братья стали завидовать друг другу, потом пошли распри, и стали они воевать один с другим. Когда [жители] земли Самаркантской узнали об этих распрях, они восстали и убили [Чакатая] и многих его людей и поставили императором одного из своего племени. После этого Чакатая осталось в этой земле много людей [его племени], у которых было имущество и дома, где они жили. А после того, как их сеньор был убит, местные стали называть этих оставшихся татар чакатаями, и отсюда пошло их название. Из этого рода татар-чакатаев, что остались жить там, был и Тамурбек и другие чакатаи, что служили ему, и многие из жителей Самарканте также теперь называются так из-за той известности, какую эти чакатаи приобрели, хотя они совсем и не их племени.

Посланники остались в этом городе Кехе тот четверг, когда прибыли, и пятницу до вечера, а [вечером] уехали оттуда и заночевали в одном селении, а на другой день, в субботу тридцатого августа, они обедали в большом доме, принадлежащем [великому] сеньору. Этот дом стоял на равнине у реки, среди огромного прекрасного сада. [Вскоре] они уехали оттуда и остановились на ночлег в большом селении, [находящемся] на расстоянии полутора лиг от Самарканте и называемом Месер. А кавалер, сопровождавший посланников, сказал им, что хотя они могут сегодня же отправиться в Самарканте, однако он не позовет их туда, пока не даст знать великому сеньору, и что он хочет послать своего человека с известием, что они прибыли, и в ту же ночь тот человек ушел [с этим известием] к сеньору. На другой день на рассвете он вернулся [с ответом]: сеньор велел кавалеру взять [испанских] посланников и посла вавилонского султана, ехавшего вместе с ними, и отвезти их в сад, находящийся поблизости от этого селения, и там ждать, пока он не пришлет сказать, что [дальше] делать.

В воскресенье утром, тридцать первого августа, привезли посланников в сад, обнесенный глинобитной стеной, которая тянулась на целую лигу. Там было много разных плодовых деревьев, [а среди них] цитронов и лимонов, [также] имелось шесть больших водоемов, а посередине [сада] бурлил поток, пересекавший его насквозь. От одного водоема к другому шли аллеи, наподобие улиц, [обсаженные] большими, высокими и тенистыми деревьями. А внутри этих [обсаженных] деревьями аллей имелись ходы, охватывающие весь сад. От этих [главных] аллей отходили другие, соседние, так что можно было ходить [всюду] и осмотреть весь сад; а от этих [боковых] аллей шли еще другие, [более мелкие].

[Среди сада] находился насыпной холм, наверху ровный и окруженный частоколом. Посередине его возвышался прекрасный дворец со множеством покоев, богато отделанных золотом, лазурью и глазурованными изразцами. А этот холм, на котором стоял дворец, был окружен глубоким рвом, наполненным водой, так как в него постоянно вливается вода из водовода. Чтобы подняться на этот холм, где расположен дворец, имелось два моста с одной и другой стороны [его]. На другом конце этих мостов было двое ворот, а потом [уже] шла лестница, по которой поднимались наверх холма; так что дворец был хорошо укреплен. В саду разгуливали олени и множество фазанов, которых сеньор велел напустить туда. Из сада шел проход в большой виноградник, по размеру равный [самому] саду, который также был обнесен глинобитной стеной. У стены, ограждающей виноградник, шел ряд высоких деревьев, казавшихся очень красивыми. Этот дом с садом назывался Талисия, а на их языке Кальбет (Гюль-Баг). Здесь в саду посланникам дали много мяса и всего, в чем была нужда. Они приказали поставить на лугу возле оросительного канала шатер, который везли с собой, и стали ждать.

В четверг, четвертого сентября, прибыл в тот сад один кавалер, родственник сеньора, который сказал посланникам, что сеньор сейчас занят отправкой послов императора Тотамиха (Тохтамыша) и поэтому не может встретиться с ними. А чтобы они не сердились и немного развлекались, он прислал к ним и к послу султана [вавилонского] этого кавалера, чтобы устроить праздник и дать пир в тот же день. Они привезли много баранов, сварили и приправили их, зажарили лошадь, приготовили разными способами рис, доставили много фруктов и подали [посланникам]. После трапезы подарили им двух коней, платье из камки и шапку. Посланники остались в этом саду с последнего воскресенья августа месяца до понедельника восьмого сентября….

В понедельник восьмого сентября, посланники выехали из того сада и дома, где жили, и отправились в город Самарканд. Оттуда до города шла равнина, покрытая садами, домами и площадями, где продавались разные вещи. Около третьего часа приехали они в большой сад с домом, где находился царь; это было вне города. Как только они приехали, их ввели в один дом, который стоял вне того сада, и к ним явились два рыцаря; сказали, чтоб они дали те подарки, что привезли царю, что они их приведут в порядок и передадут людям, которые отнесут их к царю; что таково приказание мирасс, приближённых к царю. Посланники должны были дать привезённые ими вещи этим двум рыцарям; те передали их в руки людям, которые должны были снести их в порядке к царю; и отдавши, они сами пошли с ними. То же самое должен был сделать и посланник султана с подарком, которые он привёз. Как только понесли эти вещи, посланников взяли за руки и повели. Входная дверь в этот сад была очень широкая и высокая, превосходно отделанная золотом, лазурью и изразцами; у этой двери стояло много привратников, вооружённых палицами, так что никто не смел подойти к двери, хотя бы было и много народу. Вошедши, посланники сейчас же увидали шесть слонов, на которых были поставлены деревянные беседки с двумя знамёнами на каждом; на верху их сидели люди, которые заставляли слонов делать представления перед народом. Их повели дальше и они увидали людей, которые несли те вещи и подарки, что они дали, и держали их на руках хорошо разложенные. Потом посланников заставили пройти вперёд подарков и подождать немного; затем прислали сказать, чтоб они шли. Всё время они шли с теми двумя рыцарями, которые вели их под руки и с ними же был и посланник, посланный от Тамурбека к королю Кастилии; над ним смеялись все, кто его видел, потому что он был одет по-кастильски. Их привели к одному старому рыцарю, который сидел на возвышении; это был сын сестры Тамурбека, и они поклонились ему; потом их подвели к маленьким мальчикам, которые сидели на возвышении; это были внуки царя, и им они тоже поклонились. Тут у них спросили письмо, которое король посылал Тамурбеку, и они дали его; его взял один из тех мальчиков, как сказали, сын Миаша Мирассы, старшего сына царя; эти три мальчика тотчас же встали и понесли письмо к царю; потом сказали посланникам, чтобы они шли.

Царь находился точно будто на крыльце перед входной дверью в прекрасный дом, там стоявший; он сидел на возвышении, поставленном на земле, и перед ним был фонтан, который бил вверх, а в фонтане были красные яблоки. Царь сидел на маленьком матрасе из вышитой шёлковой материи, а локтем опирался на круглую подушку. На нём была надета одежда из шёлковой материи, гладкой без рисунка, а на голове высокая белая шапка с рубином на верху, с жемчугом и драгоценными камнями. Как только посланники увидели царя, они поклонились ему, преклонивши правое колено и сложивши руки крестом на груди; потом подошли ближе и поклонились снова; потом поклонились ещё раз и остались с преклонёнными коленами. Царь приказал им встать и подойти ближе. Рыцари, которые держали их под руки, оставили их, потому что сами не смели подойти ближе; и три мирассы, стоявшие у царского места, самые приближённые из всех, которых звали одного Шамелак Мирасса, другого Борундо Мирасса, а третьего Норадин Мирасса, подошли, взяли посланников под руки, подвели их к царю и поставили всех рядом на колени. Царь сказал, чтоб они подвинулись ближе для того, чтоб рассмотреть их хорошенько, потому что он не хорошо видел и был уже так стар, что почти не мог поднять веки; он не дал им поцеловать руки, потому что у них нет этого в обычае и они никакому великому царю не целуют руки; а не делают этого оттого, что имеют о себе очень высокое мнение.

После этого царь обратился к ним с вопросом: "Как поживает король мой сын? Каковы его дела? Здоров ли он?" Посланники отвечали ему и изъяснили вполне своё посольство; и они выслушали всё, что они хотели сказать. Когда они кончили, Тамурбек обратился к рыцарям, сидевшим у ног его, из которых один был, говорят, сын царя Тохтамыша, бывшего царём в Татарии; другой был из рода царей Самаркандских, а прочие были важные лица из рода самого царя; и сказал им: "Посмотрите на этих посланников, которых посылает мне сын мой, король Испанский, первый из всех королей, какие есть у франков, что живут на конце света. Они, в самом деле, великий народ; и я дам моё благословение королю сыну моему. Довольно было бы, если б он прислал вас только с письмом, без подарков; потому что я так же рад был бы узнать об его здоровье и состоянии, как и тому, что он присылает мне подарки". Письмо, которое король прислал ему, внук царя держал высоко перед ним; магистр богословия сказал через переводчика, что это письмо, которое ему прислал его сын король, никто не сумеет прочесть кроме него, и что когда ему угодно будет прослушать его, он его прочтёт. Тогда царь взял письмо из рук своего внука, развернул его и сказал, что если б он захотел прочитать его сейчас. Магистр отвечал, что если его милости будет угодно (он готов). Царь сказал, что после он пришлёт за ним, что они будут тогда одни на досуге в отдельной комнате, и там он прочтёт и скажет, чего они хотят. Потом их подняли, повели и посадили на возвышении, которое стояло по правую руку царя. Мирассы, которые вели их под руки, посадили их ниже посланника, присланного Тамурбеку царём Чаисханом, владетелем Китая, которого он прислал для того, чтобы требовать дани, что он ежегодно платил. Когда царь увидал, что посланники сидят ниже посланника китайского царя, он приказал сказать, чтоб их посадили выше, а того ниже их. Как только их посадили, подошёл один из царских мирасс и сказал китайскому посланнику, что царь приказывает, чтоб посланники его сына, испанского короля, который был его другом, сидели выше его, а он, посланник разбойника и злого врага его, чтоб сидел ниже их; что, если Богу будет угодно, он собирается скоро его повесить, чтоб он не смел в другой раз являться с таким посольством. С этих пор на всех праздниках и пирах, какие давал царь, их всегда усаживали в этом порядке. Объявивши это, сказали переводчику, чтоб он передал посланникам, что царь делает для них. Этот китайский царь называется Чуйсхан, т.е. царь девяти царств; а Чакатаи называют его в насмешку Тангус, то есть царь Свинья. Он владеет обширной землёю, и прежде Тамурбек платил ему дань, а теперь не хочет больше платить. Когда усадили в порядке посланников и многих других посланников, которые приехали туда из разных стран, и много других людей, подали баранину варёную, солёную и жареную и кроме того жареную конину. Эту конину и баранину когда приносили, клали на большие круглые золочёные кожи, с ручками, за которые их собирали, чтобы уносить. Когда царь потребовал мяса, слуги, которых было много, потащили эти кожи к нему, потому что нести их было нельзя, и на них было наложено столько мяса, что они совершенно разрывались. Когда они были шагах в двадцати от царя, явились резатели, чтоб разрезать мясо и стали на колени перед кожами; на них были надеты передники, а на руках кожаные рукава, чтоб не запачкаться. Они взяли это мясо и начали резать его на куски и класть в чашки золотые, серебряные и даже глиняные муравленые, и ещё в другие, которые называются фарфоровыми и очень ценятся и дорого стоят. Самое почётное блюдо, что они приготовили, было целые лошадиные окорока от спины, но без ног; их они наложили на десять золотых и серебряных блюд; туда же положили бараньи окорока и верхними частями ног, но без икр; в эти же блюда положили круглые куски лошадиных почек величиною с кулак и целые бараньи головы; потом таким же образом приготовили много других блюд, и когда сделали столько, что было довольно, поставили их рядами одни перед другими. Тогда пришли люди с чашками бульону, положили в него соли и дали ей распуститься, а потом налили его немного на каждое блюдо как соус; затем взяли тонкие хлебные лепёшки и, сложивши вчетверо, положили сверх мяса на этих блюдах. Когда это было сделано, мирассы и приближённые царя и другие знатные люди, которые там были, взяли эти блюда по двое и по трое, потому что один человек не мог бы их снести, и поставили их перед царём, перед посланниками и рыцарями, которые там были; а царь прислал посланникам два блюда из тех, что были поставлены перед ним, чтоб сделать им честь. Только что подали это мясо, сейчас же его приняли и подали другое. У них есть такой обычай, чтоб мясо, которое тут им подают, отсылать к ним домой, и если этого не сделать, то это считается большим оскорблением; этого мяса принесли столько, что на удивление. Кроме того, есть обычай, когда принимают мясо от посланников, то отдают его унести их людям, и столько этого мяса наставили пред людьми посланников, что если б они захотели взять его, им бы хватило на полгода. Когда варёное и жареное было убрано, подали много солёной баранины и сосисок и других блюд, приготовленных разным образом. После того подали много плодов, дынь, винограду и персиков; и дали пить из золотых и серебряных кринок или кувшинов кобылье молоко с сахаром, очень вкусное питьё, которое они приготовляют на летнее время. По окончании пира перед царём прошли люди, державшие в руках подарки, которые ему прислал король, а также подарки, присланные вавилонским султаном; кроме того, провели перед царём почти триста лошадей, которых он получил в тот день в подарок. Когда это было кончено, посланников подняли и увели, и приставили к ним рыцаря, чтоб заботиться о них и стараться, чтоб у них было всё, что им нужно. Этот рыцарь был главный царский привратник. Он отвёз их и посланника султана в помещение, которое было близко от того дома, где жил царь и при котором был сад и много воды в нём. Когда посланники уехали от царя, он приказал принести себе подарки, которые ему прислал король, принял их и остался ими очень доволен. Ескарлатами он сейчас же разделился со своими жёнами и особенно со своей главной женой, которую звали Каньо и которая была с ним в этом саду. Подарка же, который ему прислал султан, и других, которые ему поднесли в этот день, он не принял и их возвратили тем людям, чтоб они их спрятали; они взяли и берегли их три дня, пока царь не прислал взять их; потому что такое у него обыкновение, чтобы не принимать подарков до третьего дня…

В следующий понедельник, пятнадцатого сентября, сеньор отбыл из этого дома с садом в другой, [также] чрезвычайно красивый. У этого сада очень высокие и красивые ворота, сделанные из кирпича и по-всякому украшенные изразцами, лазурью и золотом. В тот день сеньор приказал устроить большой пир и пригласить посланников, многих своих родственников, мужчин и женщин, и других гостей. Этот сад очень велик. В нем много плодовых деревьев и [деревьев], дающих тень. Там были аллеи и дорожки, огороженные деревянной оградой, по которым прохаживались люди. В саду поставлено много шатров и устроено навесов из цветных ковров и шелковых тканей разных цветов, украшенных вышитыми вставками и обычным способом.

А посередине этого сада стоял очень красивый дом, выстроенный в виде креста и богато отделанный. В самом доме было три алькова, где [можно] поставить кровати или возвышения; и пол и стены были покрыты изразцами. Прямо при входе находился самый большой из этих альковов и в нем — большой серебряный с позолотой стол, высотой в человеческий рост и шириной в три локтя, а перед ним — ложе, [устланное] маленькими подстилками из камки и других шелковых тканей, расшитых золотом, положенными одна на другую. Здесь садился сеньор, а стены были покрыты шелковыми занавесями розового цвета. А эти занавеси были украшены серебряными позолоченными бляшками, с хорошо вправленными изумрудами, жемчугом и другими [драгоценными] камнями. [Сверху] свисали шелковые полотнища шириною в пядь, доходящие донизу и украшенные так же, как и занавеси. С этих полотнищ свисали разноцветные шелковые кисти, а когда налетал ветер, они раскачивались в разные стороны, и было очень красиво. Перед входом в этот альков, [сделанный] в виде большой арки, висела такая же занавесь, тоже украшенная, на шестах, подобных копьям, и со свисавшими до пола большими кистями на шелковых шнурах. Другие альковы были убраны иными украшенными занавесями, а на полу лежали ковры и тростниковые циновки. А посередине этого дома, перед дверью, стояло два стола из золота на четырех ножках, и столы и ножки [как бы] составляли единое целое. Они были длиной пядей в пять и шириной — в три. На них стояли семь золотых кувшинов, два из которых украшены крупным жемчугом, изумрудами и бирюзой, вставленными с наружной стороны, и в каждом из них у носика был [вправлен] рубин. Кроме того, [здесь] стояло шесть золотых круглых чашечек, одна из которых изнутри была украшена крупным круглым и редко [встречающимся] жемчугом, а посередине был вставлен рубин, величиной в два пальца, прекрасного цвета.

На этот пир [по повелению] сеньора были приглашены [испанские] посланники. Когда приехали их приглашать туда, где они жили, с ними не оказалось толмача, и [прибывшие] стали ждать его. Когда же прибыли [на пир], то сеньор уже откушал и велел сказать им, что, когда в другой раз он их будет приглашать, они обязаны прибывать тотчас и не дожидаться толмача. На этот раз он их прощает, так как он устроил этот праздник в их честь, чтобы они [имели возможность] увидеть его дом, родню и полюбоваться [всем]. Сеньор очень разгневался на своих мирасс за то, что посланники не прибыли [вовремя] на пир и с ними не оказалось толмача и что в его отсутствие не пришли [с ними] мирассы, управлявшие его домом. Послали за толмачом и сказали ему: «На тебя сеньор гневается и сердится за то, что ты не был с посланниками франков. И для твоего радения и чтобы ты всегда был готов к исполнению [обязанностей], приказываем, чтобы тебе проткнули ноздри, продели в них бечевку и протащили по всей орде по справедливости». И не успели это сказать, как другие люди ухватили его за ноздри, чтобы проткнуть, но кавалер, который привез посланников по приказанию сеньора, находившийся там, стал просить за него и спас [его] от беды.

А сеньор послал к посланникам, [туда], где они проживали, сказать, что так как они не были на празднике, то он хочет, чтобы они получили [причитающуюся] им долю, и прислал пять баранов и два больших кувшина вина. На этот праздник собралось много народа, как знатных женщин, так и кавалеров из [царской] свиты и других людей. И хотя посланники не видели ни сада, ни этого дворца, ни его покоев, но все это видели некоторые из их людей, которых возили туда и все им показали, чтобы они могли [все] осмотреть и всем налюбоваться.

В следующий понедельник, двадцать второго сентября, сеньор отбыл из этого дворца и направился в другой, тоже с садом, как и первый. Он был обнесен высокой стеной четырехугольной формы, и на каждом его углу высилась высокая круглая башня; стена была очень высока и такой же работы, как эти [башни]. Посередине [сада] стоял большой дом в виде креста с большим водоемом перед ним. Этот дворец был гораздо больше, чем в других садах, которые они видели до этого, и отделан богаче золотом и лазурью.

[Все] эти дворцы с садами находились за городом. А этот сад с дворцом назывался Багино (Баг-и Hay). Здесь сеньор [также] устроил большой праздник, на который были приглашены посланники и собралось много народа. И на этом пиру сеньор приказал пить вино и пил его сам, так как они не смеют пить его на людях или тайком без [царского] соизволения. Вино они подают до еды столько раз и так часто, что делаются пьяными, и для них праздник не праздник и веселье не веселье, если они не напьются допьяна. Те, что подносят, стоят на коленях, и как только выпита одна чашка, подают другую, [как будто] у них нет другого занятия, как только это. А когда один устает наливать, приходит другой и только и делает, что разливает [вино]. И не думайте, что один подносит многим, а [только] одному или двум, чтобы заставить их выпить больше. А если кто не хочет пить, говорят, что он оскорбляет сеньора, так как все пьют по его воле. И даже большие чаши наливают доверху и никто не смеет недопить, а если кто оставит, то у него не берут [обратно], заставляя [выпить до дна]. И пьют из одной чаши раз или два. А если предложат выпить за здоровье сеньора или поклянутся его головой, то должны выпить все до последней капли. А тот, кто поступает так и больше [всех] пьет, про него говорят бахадур, что значит храбрый человек. А того, кто отказывается пить, заставляют, даже если он и не хочет.

В тот день, до того как посланники прибыли к сеньору, он прислал к ним одного своего мирассу, с которым отправил им кувшин вина и просил передать, чтобы они выпили этого вина столько, чтобы быть веселыми по приезде к нему. И когда они прибыли [на пир], их посадили как и прежде; [все] долго пили, [потом] подали мясо. Здесь было много жареной конины, вареной и жареной баранины, [мясных] солений и много риса, приготовленного разными способами по их обычаю. А после еды вошел один из мирасс сеньора с серебряной чашей в руках, полной серебряных монет, называемых тага (теньга), и разбросал их над посланниками и другими гостями, находившимися там. И разбросал их столько, сколько захотел, а оставшиеся в чаше высыпал в полы [платья] посланников. После этого сеньор приказал одеть посланников в платье из камки. Посланники трижды перед государем преклоняли колени, как у них было принято, и он велел сказать им, чтобы назавтра они прибыли к нему на обед.

На другой день, двадцать третьего сентября, сеньор перебрался в другой дворец с садом, что был поблизости от того, называемого Диликайа (Дилькуша), где он устроил большой пир, на который собралось много людей из царского войска, получивших приказ прибыть, так как жили они в других местах. На этот пир прибыли и посланники. А этот сад и дворец очень красивы. На пиру сеньор был очень весел, пил сам [так же], как и те, что находились [рядом] с ним. По их обычаю, подали много мяса: баранины и конины. А после еды сеньор приказал выдать посланникам платье из камки, и они вернулись в свое жилище, находящееся недалеко от царского [дворца]. А на эти праздники собиралось столько людей, что когда подходили к тому месту, где был сеньор, невозможно было пройти, если бы не стражники, бывшие при посланниках, расчищавшие для них дорогу, а пыль стояла такая, что и лица и одежда были одного цвета. Перед этими садами расстилались обширные поля, по которым протекала река и множество каналов. В этих полях сеньор приказал поставить много шатров для себя и своих жен и велел всему своему войску, разбросанному по станам и стойбищам его земли, чтобы оно собралось здесь, каждое на своем месте, поставило шатры и пришло со своими женами на эти праздники и свадьбы, которые он намеревался устроить.

А когда были поставлены шатры сеньора, уже каждый знал, где должен ставить свои, от старшего до младшего каждый соблюдает свое место, и все делается по порядку и без шума. И не прошло трех или четырех дней, как были установлены вокруг царских шатров около двадцати тысяч [других], и каждый день стекались сюда люди со всех сторон. И вместе с этой его ордой всегда кочуют мясники и повара, торгующие жареным и вареным мясом, и другие люди, продающие ячмень и плоды, и пекари, [разжигающие] свои печи, замешивающие и продающие хлеб. Всевозможных умельцев и мастеров можно найти в его орде, и все распределены по определенным улицам. [Кроме того], они везут за собой всюду, куда идет войско, бани и банщиков, ставящих свои шатры и устраивающих помещения для железных бань, то есть горячих и с котлами внутри, в которых держат и греют воду и [все], что нужно [для этого]. И таким образом каждый, кто приходил [в орду], уже знал свое место. А сеньор приказал перевести посланников в дом с садом, недалеко от того места, где стояла орда, чтобы быть поближе [к ней]; этот дом с садом [также] принадлежали сеньору.

В понедельник, двадцать девятого сентября, сеньор отправился в город Самарканте и остановился в одном доме, [находившемся] при самом въезде в город. Этот дом сеньор приказал построить в честь матери своей жены Каньо (Биби-Ханым); она была погребена здесь же, в усыпальнице внутри здания. Дом этот был очень роскошен и [имел] прекрасное убранство. У них нет привычки много обставлять свои жилища, но этот имел достаточно обстановки, [хотя] еще и не был достроен и в нем работали каждый день.

В тот день сеньор приказал устроить пир и велел [при- быть] на него посланникам. [Тамурбек] отдал приказ устроить пир, так как хотел принять послов, прибывших из земель, граничащих с владениями Катая и прежде относившихся к нему. Эти посланники прибыли в тот день и были одеты таким образом: на самом главном из них было платье, напоминающее кафтан из меха, мехом наверх, а мех был скорее старый, чем новый; на голове его была маленькая шапочка и веревочка на груди, а шапочка так мала, что с трудом налезала [на голову] и едва не падала. И все те, кто был с ним, были одеты в меха; один мехом наружу, другие — вовнутрь и были так одеты, что казались кузнецами, имеющими дело с железом. Они привезли сеньору в подарок невыделанные куньи меха, соболей, белых лис и соколов. Были они христиане, наподобие катайских, и они прислали посольство, чтобы просить [Тамурбека] дать им в правители и повелители одного из внуков сеньора Тарамиха (Тохтамыша), бывшего императором в Тарталии и находившегося при нем.

Сеньор в тот день долго играл в шахматы с некоторыми заитами (сейидами), а заитами они называют людей, происходящих из рода Магомата (Мухаммеда). В тот день [сеньор] не пожелал принять подарки от этих посланников, однако их принесли [ему] для осмотра.

В четверг, второго октября, сеньор прислал за посланниками в сад, где они жили, одного кавалера, бывшего главным его привратником, и он сказал им, что сеньор направил его передать, что хорошо знает, что франки пьют вино каждый день, но теперь в его присутствии они не пьют, сколько хотят, когда их угощают; поэтому он посылает к ним [вино], чтобы устроить пир. [Пусть] они едят и пьют, сколько хотят. А для этого [государь] послал им десять баранов и лошадь для угощения и меру вина. Когда кончился это пир и было выпито вино, посланников одели в платье из камки, рубашки и шапки и привели еще коней, присланных сеньором в подарок.

В понедельник, шестого октября, сеньор устроил большой праздник на том месте в поле, где стояла его орда, как они называют стан. Он приказал, чтобы все его родственники и жены и жены его сыновей и внуков, что там были, его приближенные мирассы и все его люди, рассеянные по полям, прибыли туда и [ждали] приказания. В тот день посланников привезли туда, где стояла орда. Приехав, они увидели много красивых шатров, большая часть которых располагалась по берегу реки; они были очень красивы на вид и стояли близко один к другому. Посланников провели по улицам, где продавались разные вещи, необходимые для людей из войска, [собирающихся] в поход. А когда посланники уже приблизились к тому месту, где стояли шатры сеньора, их [усадили] под навес, сделанный из льняной ткани и украшенный кусочками другой, разных цветов. [Навес] был длинный и поднят на двух палках и натянут на веревках. В поле виднелось много таких навесов; их делают такими длинными и высокими, чтобы они заслоняли солнце и пропускали воздух. Поблизости от этих навесов стоял большой и высокий павильон, сделанный наподобие шатра, но только квадратный и высотой не менее трех копий, если не больше: стороны его не доходили до земли почти [на длину] копья, а шириной он был шагов в сто.

Четырехугольный павильон имел круглый сводчатый потолок, опиравшийся на двенадцать столбов, таких толстых, как человек в груди; он был расписан лазурью, золотом и другими цветами. А от одного угла до другого было три столба, сделанных из трех частей, скрепленных вместе. Когда [столбы] ставили, то поднимали их с помощью колес, как у телеги или у ворота. В разных местах они крепились ободьями, которые помогали поднимать их [при установке]. С верхнего свода, с потолка вниз по столбам спускались полотнища шелковой материи, прикрепленные к ним. А так как [эти полотнища] были привязаны, то образовывали арки между столбами. Снаружи этого павильона было некое подобие крыльца, также четырехугольного, а поверху соединенного с самой постройкой. Это крыльцо покоилось на двенадцати столбах, но не таких толстых, как те, что внутри; так что всего опор в этом павильоне было тридцать шесть. Он, видимо, был сделан из пятисот натянутых цветных веревок. Внутри его лежал красный ковер, [отделанный] всевозможными и красиво вшитыми из различных многоцветных тканей вставками, в некоторых местах прошитыми золотыми нитками. А посередине потолка было самое богатое изображение, с четырех сторон обрамленное фигурами четырех орлов со сложенными крыльями. Снаружи этот павильон был покрыт шелковой тканью в белую, темную и желтую полоски, похожую на сарсан. В каждом углу павильона стоял столб, уходящий ввысь, и на нем [было] изображение медного яблока, а выше — луны. В самом высоком месте павильона [также] стояли четыре столба, выше первых, и на них [тоже] были изображены яблоки и луны. А над павильоном, между столбами, высилась башня с зубцами, [сделанными] из шелка разными способами, с дверью, через которую можно было войти в нее. Когда ветер дул в самом павильоне и между столбами, люди поднимались вверх и шли, куда хотели. Так обширен и так велик этот павильон, что казался замком. Его размеры и высота приводили в изумление, а красот в нем было гораздо больше, чем возможно описать. В этом павильоне с одной стороны находилось возвышение из ковров, куда были положены один на другой три или четыре подстилки; это возвышение предназначалось для сеньора. Слева стояло другое возвышение из ковров, немного поодаль от первого, а рядом с ним — третье, более низкое. А вокруг павильона была ограда, как у города или замка, из разноцветной шелковой ткани, расшитой всевозможными вставками с зубцами поверху и с веревочками с наружной и внутренней сторон, на которых она держалась. А внутри были столбы, поддерживающие [ограду]. Ограда была круглой и шириной около трехсот шагов, а высотой с всадника, сидящего на коне. В ограде был очень высокий вход в виде арки с дверьми вовнутрь и наружу, в которой одна дверь запиралась, такой же работы, как и сама [ограда]. Над входом возвышалась четырехугольная башня с зубцами, и хотя эта ограда была украшена множеством узоров, эта дверь, арка и башня были лучшей работы, чем [все] прочие. Эту ограду они называют салапарда (сарапарде). А внутри этой ограды было много шатров и навесов, устроенных по-разному. Среди этих [шатров] стоял один очень высокий, не натянутый на веревках, круглый, стены которого были из прутьев толщиной в копье или больше, переплетенных между собой, подобно сети, а над ними возвышался как будто купол, тоже из прутьев, очень высокий. Этот купол и стены шатра были связаны между собой лентами шириной в руку, доходившими донизу и привязанными также к кольям, вбитым у стен шатра. Этот шатер был так высок, что нельзя было не удивляться, что он держится [только] при помощи этих лент. Поверху [шатер] покрыт красным ковром, а изнутри обшит хлопковой [тканью], подобно одеялу, чтобы не проникало солнце. На нем не было никаких вышивок, ни узоров, только снаружи его опоясывали белые перекрещивающиеся полосы, идущие вдоль. Эти полосы были украшены серебряными позолоченными бляшками, величиной в ладонь, с вставленными в них разными способами [драгоценными] камнями. А кругом всего этого шатра по его середине шла белая льняная полоса в мелкую складочку, как оборка на юбке, вышитая золотыми нитками. И когда дул ветер, складки этого полотна разлетались в разные стороны, и было [это] очень красиво. В шатер вел высокий вход с дверью, сделанной из тонкого тростника, прикрытого красным ковром. Рядом с этим шатром был другой, очень богатый, натянутый на веревках, из красного бархатного ковра. Здесь же стояло четыре других шатра, соединенных между собой, так что из одного можно было пройти в другой; а между ними проходила как бы улица, а сверху [все] они были накрыты. Внутри этой ограды стояло [еще] много других разных шатров. Так, у самой ограды был другой, такой же большой шелковый шатер, сделанный так, что казался изразцовым, и в нем были в некоторых местах открыты окошки с дверцами, но в окошки никто не мог войти, так как там были [вставлены] сетки, сделанные иэ узких шелковых ленточек. А в середине этой ограды стоял другой, очень высокий шатер, такой же, как и первый, и из такой же красной ткани и с такими же серебряными бляшками. Эти шатры были такие высокие, как три боевых копья и даже больше, а на самом верху сидел сделанный из серебра с позолотой огромный орел с расправленными крыльями, a ниже его, на расстоянии полутора саженей от входа в шатер, стояли три серебряные позолоченные фигурки соколов, один с одной стороны, а другой — с другой, поставленные по порядку. У этих соколов были распущены крылья, как будто они хотели улететь от орла. Клювами [соколы] были обращены к орлу, а крылья их были расправлены. А у орла вид был таков, будто он собирался напасть на одного из них. Этот орел и эти соколы были прекрасной работы и так [хорошо] поставлены, что казались совершенством. Перед дверью в шатер был навес из шелковой разноцветной ткани, который затенял вход и защищал шатер от солнечных [лучей]. И смотря по тому, где было солнце, туда же перемещался навес, так что он постоянно закрывал шатер. Первая ограда и шатры [в ней] принадлежали первой, старшей жене сеньора, которую звали Каньо (Биби-Ханым), а другая — второй жене, называвшейся Кинчикано (Кичик-Ханум), что означает младшая сеньора. Рядом с этой оградой была другая, из иной ткани, с множеством шатров и навесов. А там в середине [также] стоял высокий шатер, сделанный так, как об этом [уже] было рассказано.

А этих оград, которые они называют калапарда (сарапарде), было [всего] одиннадцать, идущих одна за другой, и каждая отличалась по цвету и по своей отделке. И в каждой [из оград] был свой большой шатер, не натянутый на веревках, покрытый красным ковром и устроенный [внутри] одинаково. И в каждой [ограде] много шатров и навесов, а от одной ограды до другой расстояние не больше [ширины] улицы, шатры стояли один за другим, и это было очень красиво. Эти ограды принадлежали женам сеньора и женам его внуков. Они [сами] и их жены живут в них, как в домах, и зиму и лето. Около полудня сеньор вышел из одной из этих оград и вошел в тот большой павильон, приказав туда прибыть посланникам. И устроил он там большой пир с изобилием баранины и конины; а когда пир кончился, посланники ушли к себе домой.

В следующий вторник, седьмого октября, сеньор приказал устроить другой большой праздник там, в своей орде. На этот праздник прибыли и [испанские] посланники, а он был устроен в одной из .этих оград, о которых вы уже слышали. И [сеньор Тамурбек] приказал привести туда посланников. Они нашли его в большом шатре, и он сказал им, чтобы вошли. И устроил он большой пир по своему обычаю. Покончив с едой, двое приближенных, управляющих царским домом, которых звали одного Хамелик (Шах-Мелик) Мирасса, а другого — Норадин (Hyp ад-дин) Мирасса, поднесли в этот день сеньору подарок, принеся его туда. Этот подарок состоял из множества серебряных блюд на высоких ножках, на которых лежали сладости, сахар, изюм, миндаль, фисташки. А на каждом блюде был кусочек шелковой ткани. Эти блюда внесли по девять, как у них принято, так как подарки сеньору делаются по девяти, чтобы [всегда] было девять предметов. Этот подарок сеньор поделил со своими кавалерами, находящимися с ним, а посланникам велел дать два блюда из тех, что покрыты шелковой тканью. Когда начали вставать, то стали бросать в гостей серебряные деньги и тоненькие золотые бляшки с бирюзой в середине. Закончив пир, все разошлись по своим домам.

На другой день, в среду, сеньор приказал устроить праздник и пригласить на него посланников. В тот день было очень ветренно, и сеньор Тамурбек не вышел для трапезы на площадь, а приказал, чтобы подали угощение тем, кто захочет. Посланники отказались от угощения и отбыли к себе домой.

В четверг, девятого числа октября месяца, царь приказал устроить праздник одному своему внуку, который должен был справлять свадьбу, и пригласил посланников. Этот праздник был дан в очень красивой ограде, наполненной множеством палаток; на него пришла Каньо, главная жена царя, и та Хансала, и другие важные женщины и рыцари и много других людей. В это день было подано огромное количество конины и баранины, по их обычаю; пили очень много вина и очень веселились; а женщины пили вино точно так же как пили его накануне. Для большого веселья царь велел объявить по всему городу Самарканду, чтоб все городские торговцы, менялы, продавцы тканей так же как и жемчугу и разных других вещей и всевозможных товаров; повара, мясники, хлебники, портные и башмачники, и всякие другие ремесленники, какие только были в городе, собрались на поле, где стояла его орда; поставили свои палатки и продавали свои товары здесь, а не в городе; и кроме того, чтоб в каждом ремесле устроили игру и ходили с нею по орде, чтоб забавлять народ; и чтоб не смели уходить оттуда без его позволения и приказания. По этому объявлению все торговцы вышли из города со всем своим товаром и с работниками и расположились в орде, каждое ремесло в отдельной улице, которую разделили по порядку; в каждом ремесле устроили свою игру, с которой ходили по всей орде и забавляли народ. Там же, где эти ремесленники поставили свои многочисленные и разнообразные палатки, царь велел поставить множество виселиц, потому что, сказал он, он хотел показать на этих праздниках, что он умеет одним делать добро и оказывать милости, а других вешать. Первый суд, который он совершил, был над главным алькадом, которого они называют дина и который был старшим человеком во всём Самаркандском царстве. Он оставил его главным алькадом в этом городе, когда уезжал оттуда тому назад около шести лет и одиннадцати месяцев. В это время этот алькад, говорят, злоупотреблял своею властью. Он приказал привести его к себе и тотчас же велел его повесить и взять всё, что ему принадлежало. От этого суда над таким важным человеком пришла в ужас вся страна, потому что этому человеку он очень много доверял; тот же самый суд приказал он совершить и над другим человеком, который просил за этого алькада. Один приближённый царя, по имени Буродо Мирасса стал просить прощения ему и предлагал дать за него четыреста тысяч пезантов серебра, а каждый пезант равняется серебряному реалу. Царь согласился; но когда получил от него деньги, приказал пытать его, чтоб он дал ещё; а когда наконец уже ничего не мог взять с него, приказал повесить его за ноги и умертвить. Кроме того, он совершил суд над одним важным человеком, которому дал на содержание три тысячи лошадей, когда уезжал из этой земли; а так как теперь они были не все в целости, то он приказал его повесить; и не обратил внимания на то, что этот человек обещал возвратить ему не три тысячи, а шесть тысяч, если он даст ему время. За такое дело и за разные другие царь приказал произвести суд. Кроме того, он велел судить некоторых торговцев за то, что до его приезда они продавали мясо дороже, чем оно стоит. Потом судил некоторых башмачников за то, что они продавали дорого свой товар, и приказал взять с них деньги; горожане были этим очень недовольны и говорили, что он велел им выйти из города со своими палатками только для того, чтоб их ограбить. У них такое обыкновение, что когда нужно казнить знатного человека, его вешают, а человеку низкого происхождения отрубают голову; и отрубить голову считают они за большее зло и за оскорбление…

В следующий понедельник, тринадцатого октября, сеньор Тамурбек приказал устроить праздник и пригласить на него посланников. А когда посланники подошли к тому большому павильону, куда сеньор обычно приходил [пировать] и где он находился с гостями, увидели, что рядом с ним стояли еще две ограды с шатрами, как те, о которых я вам уже рассказывал, только [сами ограды] и шатры в них и ткани, [из которых они сделаны], богаче и роскошнее, чем в какой-либо другой, ранее поставленной. И хотя прежние [шатры] также были окружены оградой, ничего не имели [достойного] осмотра. Одна из этих [двух] оград была сделана из красного ковра, расшитого прекрасной вышивкой, [выполненной] золотыми нитками с всевозможными узорами и разводами, приятными на вид. [Сама] ограда была выше, чем те, которые раньше поставили. Вход в нее также был выше и сделан в виде арки со сводом и как будто с навершием. Эта арка и навершие были прекрасно вышиты золотом; дверь также была сделана из ковра и тоже расшита золотой вышивкой. Выше, над дверью, находилась четырехугольная башня с зубцами из такого же ковра и с такой же вышивкой, как и дверь. А вся ограда по кругу была украшена зубцами и [сделана] из такого же ковра и с такой же вышивкой. Кроме того, в некоторых местах ограды были сделаны окошки, [расшитые] шелковой тесьмой и узорами. Эти окошки были с закрывающимися створками, сделанными также из этой ковровой [ткани]. Внутри ограды стояли богатые и красивые шатры, [устроенные] по-разному. Здесь же, рядом с этой оградой, стояла другая из белого атласа, без отделки, также с входом и окошками, а внутри ее тоже располагались различные шатры. В этих двух оградах имелись двери для прохода из одной в другую. В тот день посланники не пошли осматривать эти ограды, так как сеньор давал пир в большом павильоне; но на другой день им были показаны эти две ограды, шатры и все, что в них было. Перед этими двумя оградами располагался большой павильон, такой же, как тот, в котором сеньор обычно совершал трапезу, из белой шелковой материи. Снаружи и изнутри [павильон] был [сделан] из разноцветной ткани с узорами и завитками, вышитыми на ней.

В тот день посланников посадили под навес, поодаль от большого павильона, где ранее его ставили. [Все] пространство возле царских шатров и павильона было уставлено бочками с вином, расставленными друг от друга на расстоянии брошенного камня, так что они охватывали все это поле на расстоянии полулиги. Никто не смел подойти к большому павильону ближе, чем эти бочки, так как там верхом на лошадях разъезжали всадники с луками, стрелами и дубинками в руках. А если кто-нибудь заходил за бочки, в того пускали стрелы или [били] дубинками так, что некоторых приходилось выносить за ворота, как мертвецов. И так поступали со всяким, кто бы он ни был. По всему полю находилось много народу в ожидании выхода сеньора, когда он направится к большому павильону. А рядом с этим павильоном устроено много навесов и под каждым — огромная бочка с вином; и эти бочки были так велики, что вмещали не меньше пятнадцати кантар вина . После того как посланники пробыли там долгое время, им велели встать и сказали, что они должны пойти поприветствовать одного царского внука, который накануне прибыл из Малой Индии, где, говорят, был сеньором. Сеньор Тамурбек [ранее] посылал [сказать], чтобы он приехал навестить его, так как уже прошло семь лет, как он не виделся с ним. А этот царский внук был сыном его старшего наследника, первенца, уже покойного, которого звали Янгир (Джехангир); говорили, что сеньор очень любил этого сына и поэтому любил и внука, а этого внука звали Пир Магомад (Пир-Мухаммед). Посланники отправились к нему и застали в шатре из красной ковровой [ткани]. Он сидел на возвышении, а перед ним стояло много кавалеров и народа. А когда посланники приблизились к его шатру, к ним вышли двое из этих кавалеров, взяли их под руки и заставили преклонить колена. Потом провели немного вперед и опять заставили встать на колени. Войдя в шатер, [посланники] приветствовали его, встав на правое колено, сложив руки крестом на груди и склонив голову, а потом кавалеры, которые привели их, подняли их и отвели немного в сторону, а потом вывели [из шатра].

Этот царский внук, по их обычаю, был очень наряден: на нем было платье из голубого атласа с золотым шитьем в виде кругов — по [одному] кругу на спине, на груди и на рукавах. Шапка его украшена крупным жемчугом и [драгоценными] камнями, а вверху красовался очень яркий рубин. Стоящий перед ним народ приветствовал его очень торжественно. Там же [находились] два борца, одетые в кожаные одежды, сделанные как кафтаны без рукавов; они боролись и не могли повалить один другого. [Пир Магомад] велел сказать, чтобы [борцы] обязательно повалили друг друга, и один победил другого, свалив его и не давая долгое время ему подняться. И все говорили, что, если он встанет, ему не зачтется поражение. В тот день все посланники, что были там, явились приветствовать этого внука сеньора Тамурбека, которому было около двадцати двух лет. Он был смугл и без бороды. Говорили, что он называл себя царем Малой Индии, но это не было правдой, так как тот, кто теперь царь и настоящий владетель Индии, — христианин и зовут его N, как было сказано посланникам.

Посланников увели [из шатра] и устроили [под навесом], где они уже ранее сидели. Там они пробыли до полудня, пока сеньор не вышел из своих шатров и не пришел в большой павильон и не приказал явиться к нему [испанским] посланникам и разным своим знатным родственникам и прочим послам, прибывшим из различных стран. Все они уселись [рядом] с ним в том павильоне, как и ранее. В тот день было устроено много различных игрищ, кроме этого раскрасили царских слонов в зеленый, красный и иные цвета, [поставили на них] беседки и устроили с ними большие представления. От этих представлений или от грохота барабанов, в которые били, стоял такой шум, что приходилось удивляться. В павильоне, где находился сеньор, собралось много играющих музыкантов. Помимо этого перед сеньором стояло около трехсот кувшинов с вином, а также два треножника, [сделанных] из трех красных кольев, а на каждом лежали большие кожи, наполненные сливками и кобыльим молоком, а слуги с палками в руках мешали это молоко и бросали в него куски сахара. И это они делали для того, чтобы пить его [тотчас]. А когда все заняли свои места, из одной ограды, расположенной около шатра, вышла Каньо, старшая жена сеньора, которая [собиралась] прийти на праздник к нему. И вышла она одетой так: в красном шелковом одеянии, расшитом золотом, широком и длинном, волочившемся по земле и без рукавов и без [какого-либо] выреза, кроме как у головы и пройм, куда продевались руки; [платье] было просторное и без всякого подреза у талии, очень широкое внизу; а подол его несли около пятнадцати женщин, поднимая вверх, чтобы она могла идти. На ее лице было столько белил или чего-то другого белого, что оно казалось бумажным. Эти белила накладываются [на лицо] от солнца, и когда отправляются в путь зимой или летом, все знатные женщины так предохраняют лица. Лицо [Каньо] было закрыто белой легкой тонкой тканью, а на голове как бы шлем из красной материи, похожий на те, в которых [рыцари] сражаются на турнирах, и эта ткань слегка ниспадала на плечи. А этот шлем очень высок, и на нем было много крупного, светлого и круглого жемчуга, много рубинов, бирюзы и разных других камней, очень красиво оправленных. Покрывало, [ниспадавшее на плечи], было расшито золотом, а наверху [всего] был очень красивый золотой венок со множеством [драгоценных] камней и крупного жемчуга. Самый верх венчало сооружение из трех рубинов, величиной около двух пальцев, ярких и чрезвычайно красивых, с сильным блеском. Верх [всего] украшал большой султан, высотой в локоть, и от него [некоторые] перья падали вниз, а другие — до лица и доходили [иногда] до глаз. Эти перья были связаны вместе золотой бечевкой, на конце которой [имелась] белая кисточка из птичьих перьев с камнями и жемчугом; и когда она шла, этот султан развевался в разные стороны. Волосы ее, очень черные, были распущены по плечам, а [эти женщины] более всего предпочитают черные волосы и даже красят их, чтобы сделать чернее. Этот [ее] шлем поддерживало руками много знатных женщин, а шло всего с нею [их] более трехсот. Над нею несли навес, который держал за палку, подобную копью, один человек. А был он сделан из белой шелковой ткани, точно верх круглого шатра, и натянут на деревянный обруч. И этот навес несли над ней, чтобы не мешало солнце. Впереди [жены сеньора] и знатных женщин, бывших с ней, шло много евнухов, то есть скопцов, которые присматривают [за женами]. Так она подошла к тому павильону, где находился сеньор, и села на возвышении рядом с ним, а перед ней лежало несколько подстилок, положенных одна на другую. Все знатные женщины, что сопровождали ее, сели за павильоном. А там, где она села, три знатные женщины поддерживали руками ее шлем, чтобы он не свалился в какую-либо сторону. После того как [Каньо] села, из другой ограды вышла другая жена сеньора, обряженная так же, как и первая, в таком же красном одеянии, в таком же шлеме, в таком же окружении и с такими же церемониями и в сопровождении множества знатных женщин. Она [также] пришла в царский павильон и села на возвышении, немного ниже первой [жены]. А эту жену царя звали Кичикано (Кичик-Ханум), и была она его второй женой. Из следующей ограды с шатрами вышла другая жена сеньора, точно так же, как и первые, и села в павильоне немного ниже, чем вторая. Таким образом к сеньору вышло девять жен, одетых и украшенных все как одна. Восемь из них были женами [самого Тамурбека], а одна — жена его внука. А жены сеньора назывались так. Старшая из них называлась Каньо (Биби-Ханым), что значит великая царица или главная госпожа. Эта Каньо была дочерью императора, владевшего Самарканте и всей землей в Персии [и даже] Дамаском. Его звали Ахинха (Казан-хан). Мать этого императора была известна, а отец нет; он был счастлив в битвах и учредил много постановлений и законов, по которым по сей день управляется то царство. Другую жену царя звали Кинчикано (Кичик-Ханум), что значит младшая госпожа, и была она дочерью царя Туманги {Туман-ara), который царствовал в земле, называемой Андрикойя (Андераб?). Другую звали Дилеольтагана, следующую — Чольпамалага, потом Мудасага, еще одну — Венгарада, другую — Ропа Арбарага и последнюю — Яугуяга, что на их языке значит Царица сердца, на ней Тамурбек женился в прошлом месяце августе и дал ей это имя.

Когда все расселись по порядку, начали пить, и это длилось довольно долго; женам сеньора подносили вино и кобылье молоко, которое здесь же готовили так, как я вам об этом [уже] рассказывал и как его подавали в шатрах, когда Хансада устроила пир, как я уже рассказывал.

В тот день сеньор приказал посланникам предстать перед ним, взял в руки чашу вина и подал магистру [богословия], ибо знал, что Руи Гонсалес не пьет. А те, которые пили из рук сеньора, делали такие поклоны; прежде чем приблизиться становились на правое колено, потом подходили ближе и становились на оба колена и брали из его рук чашу, вставали и отходили немного назад, но не поворачиваясь спиной; [еще раз] становились на колени и пили все до последней капли, так как [недопить] считалось неуважением. Выпив [до дна], вставали и касались рукой лба. Каждого из посланников вели под руки двое вельмож и не оставляли их, пока не приводили на [отведенное] место. А людей посланников поместили под навесом, поблизости от большого павильона. Возле этого павильона располагалось много шатров и навесов, где собрались посланники, прибывшие к сеньору, которые не были удостоены чести быть в павильоне вместе с ним. Под каждым навесом стояла бочка вина, из которой пили те, кто там находился. А людям [испанских] посланников сеньор приказал отнести два кувшина [с вином] из тех, что стояли перед ним.

Перед сеньором были установлены столбы с веревками, на которые взбирались люди и устраивали [разные] представления. А слонов у царя было четырнадцать и на каждом из них — деревянная башенка, покрытая шелковой тканью с четырьмя желтыми и зелеными флажками; в башенке находилось по пять или шесть человек. Кроме того, на шее у каждого слона сидел погонщик с железным прутом в руках, который заставлял его бегать и устраивать представления. Эти слоны черные, без шерсти, кроме как на хвосте, который похож на верблюжий, с несколькими волосками. Они огромны, как четыре или пять больших быков….

В тот день, после того как сеньор и его жены провели долгое время за питьем, подали много конины и баранов, запеченных целиком и прямо с шерстью, и много баранов, зажаренных без шкуры. Это мясо несли на больших круглых позолоченных кожах, которые слуги волокли по полю. И так много было мяса, что его несли человек триста, а может быть, и больше. С невероятным шумом [слуги] подошли к тому месту, где сидел сеньор. Потом, по своему обычаю, разложили это мясо по блюдам и подали его, как принято, без хлеба. И все это время не переставали подъезжать телеги, нагруженные мясом, и верблюды как бы с носилками, также заполненными мясом; и складывали его на земле, чтобы раздавать народу. И несмотря на горы этого мяса, съедено оно было быстро.

После того, как место освободилось, принесли много столов без скатертей, и на них чаши с соленым мясом и рисом и разные другие кушанья, лепешки и хлеб с сахаром. А в это время уже наступила ночь, и перед сеньором поставили множество зажженных фонарей. И тогда стали есть и пить быстрее, веселясь, а народ все прибывал, и [подвозили] мясо, и видно было, что праздник продлится всю ночь. В ту ночь сеньор выдавал замуж одну свою родственницу за одного родича. Когда посланники увидели, что этот [праздник] продлится всю ночь и что, кто хотел, уходили, они удалились к себе, а сеньор и его жены остались пировать и веселиться.

На другой день, в четверг шестнадцатого октября, сеньор устроил большой праздник, на который приказал прибыть посланникам. Он был устроен в одной из самых богатых оград, в шатре, поставленном там. Этот шатер был одним из самых больших, устроенных без веревок и прекрасно убранных. [Сеньор] пригласил посланников войти туда вместе с ним. В тот день сеньор и все, кто с ним были, пили вино; а для того, чтобы скорее опьянеть, им подавали водку. А мяса в тот день было много, и пили так много, что многие из шатра ушли [совсем] пьяные. Сеньор остался веселиться в шатре, а посланники ушли к себе. И в тот день пир длился всю ночь.

На следующий день, в пятницу семнадцатого октября, Каньо, старшая жена сеньора, устроила большой праздник, на который просила прибыть посланников. Этот праздник Каньо устроила в богатой ограде и в шатрах, принадлежащих ей, куда пригласила многих, [в том числе] и посланников, прибывших из разных мест, своих кавалеров, знатных женщин, приближенных и других людей. А ограда, где она проживала и устраивала праздник, была расцвечена многими богатыми шатрами; она была сделана из белой и цветной ткани, красиво расшитой различными узорами, вышивками и знаками. Когда посланники прибыли в орду, то несколько кавалеров, родственников сеньора, взяли их и повели в эту ограду, устроив в одном из шатров у входа. Шатер был покрыт ярко-красным ковром, в котором имелось много вставок из белой ковровой ткани как внутри, так и снаружи. Здесь, в этом шатре они уселись, и им подали мясо и вино. Когда [посланники] поели, Каньо приказала повести их посмотреть ее шатры, находящиеся в этой ограде. Там оказалось очень много богатых шатров, а среди них один — очень большой и высокий, из тех, что без веревок, покрытый прекрасной шелковой тканью с полосками из серебряных позолоченных бляшек, спускавшихся сверху донизу. А этот шатер снаружи и изнутри был украшен очень красивой вышивкой. В нем две двери, одна за другой; первая дверь — из тонких красных прутиков, переплетенных между собой и покрытых снаружи легкой шелковой тканью розового цвета. Эта дверь была сделана так, чтобы и в закрытом виде через нее мог проходить воздух и чтобы те, что находились внутри, могли наблюдать [все] происходящее снаружи, а сами оставались невидимыми. А перед этой дверью была другая, такая высокая, что в нее мог бы въехать всадник на лошади, отделанная позолоченным рисунчатым серебром, эмалью, тонкой инкрустацией из лазури и золота. Эта отделка была самая утонченная и самая лучшая, какую можно встретить в той земли и в христианской. На одной двери был изображен святой Петр, а на другой — святой Павел с книгами в руках, покрытыми золотом. Эти двери, говорят, Тамурбек нашел в Бурсе (Бруса), когда разграбил турецкую казну. А перед этими дверями, посреди шатра, стоял ковчежец, похожий на маленький шкаф, в котором хранились серебро и посуда. Он был сделан из золота и богато отделан эмалью разными способами. Высотой он по грудь человеку, сверху гладкий, по краям с мелкими зубчиками, покрытыми зеленой и голубой эмалью; шкафчик украшен [драгоценными] камнями и крупным жемчугом, в середине одной из стенок между жемчугом и камнями было вставлено зерно величиной в небольшой орех я круглой формы, но не очень яркое. В шкафу маленькая дверца, а внутри стояли чашки, а поверху — шесть золотых кувшинов, украшенных жемчугом и камнями, кроме того, [стояло] также шесть золотых круглых чашек, тоже украшенных жемчугом и камнями. А внизу, у шкафа, находился маленький золотой столик, высотой в две пяди, который также был отделан множеством [драгоценных] камней и очень крупным жемчугом. На крышке стола красовался изумруд, очень яркий и хорошего цвета, гладкий, как доска, длиной около четырех пядей, и занимал он всю длину, а в ширину он был полутора пядей. Перед этим столиком, напоминающим блюдо, стояло дерево из золота, наподобие дуба. Ствол его был толщиной в человеческую ногу, со множеством ветвей, расходящихся в разные стороны, с листьями как у дуба, высотой в человеческий рост. И возвышалось оно над блюдом, стоящим рядом. А плоды его были из рубинов, изумрудов, бирюзы, красных рубинов, сапфиров, крупного отборного жемчуга, удивительно яркого и круглого; эти [драгоценности] украшали дерево в разных местах, кроме того, [там] располагалось много маленьких разноцветных золотых птичек, отделанных эмалью, из которых некоторые были с распущенными крыльями, а другие сидели так, точно готовы были упасть, прочие как будто клевали плоды с дерева и держали в клювах рубины, бирюзу и прочие камни и жемчуг, которые там были.

[Прямо] против этого дерева у стены шатра стоял деревянный стол, отделанный серебром с позолотой, а перед ним — ложе из шелковых подстилок, расшитых дубовыми листьями, цветочками и другими узорами; с другой стороны шатра стоял другой такой же стол с таким же ложем, а на полу лежали шелковые подушки хорошей работы.

Когда посланники осмотрели этот шатер, их взяли и отвели в ограду, о которой я уже вам говорил, из красного ковра, расшитую золотыми нитками; там находился сеньор со своими мирассами и приближенными. Мужчины пили вино и пировали так, как в прошлую ночь; одну из внучек сеньора выдавали замуж за одного из внуков, который также был в этой ограде.

При входе в эту ограду с правой стороны стоял большой шатер, устроенный [подобно] походному, покрытый красным ковром, украшенным вышивками и вставками из белой и прочих цветов ковровой ткани. В шатре имелось множество крытых ходов, сообщающихся с [его] внутренней частью; там, на некотором расстоянии, располагались окошки, сделанные как [ячейки] сети или иным способом, из той же самой материи. Они были проделаны для того, чтобы люди, находящиеся  внутри, могли смотреть [наружу]. Своды этих ходов примыкали к верху шатра, [так что] снаружи казались единым целым.

Посланников ввели в одну из дверей, прекрасно исполненную в виде арки. А от двери вглубь шла как будто улица, огороженная со всех сторон и вверху накрытая как будто сводом. При входе справа — дверь, ведущая в эти ходы, а напротив ее — другая, ведущая в сам шатер, очень красивая и прекрасной работы. А против входа, в конце этой улицы, находился другой шатер, также богато расшитый золотом, а в середине — еще один шатер, без веревок; в нем находился сеньор, [и там] пили всю ночь и шумели. Эти шатры вверху [все] были соединены с ходами и покрыты красным ковром. Здесь столько [изделий] богатой и искусной работы, что невозможно описать, а нужно видеть своими глазами.

Посланников взяли из этого шатра и повели в деревянный дом, стоящий внутри той же ограды. Он высок, и входили туда по ступенькам; также окружен деревянными ходами и галереями. Весь дом расписан красивыми узорами золотом и лазурью и так сделан, что его можно было ставить и разбирать, когда угодно. А этот дом был мечетью, в которой царь молился и которую возил за собой везде, куда ехал.

Оттуда [посланников] повели в один шатер, натянутый на зеленых веревках, снаружи покрытый серым беличьим мехом, а изнутри — белым, и в нем, по обычаю, стояло два ложа. А из этого шатра их повели в другой, рядом с тем, что был сделан без веревок. Снаружи он был покрыт красной материей со множеством вставок из ткани других цветов, внутри же от середины до низу был оторочен собольим мехом, самым ценным, какой есть на свете. Этот [соболь] такой же величины, как и куница, но очень дорогой. Каждая шкурка его, если хорошая, здесь, в этой стране, стоит четырнадцать или пятнадцать дукатов, а в других [местах] гораздо больше. А изнутри выше собольей [оторочки] шатра шел серый беличий мех. Перед шатром был навес, затенявший вход в него, а подбит он внутри серым беличьим мехом. Эти царские шатры были устроены так, чтобы солнце в них не проникало ни лётом, ни зимой.

Посланников вывели из этой ограды и шатров и повели в другую, соединенную с той так, что можно было пройти из одной ограды в другую. [Ограда] была из белого атласа; здесь посланникам показали множество богатых шатров и навесов, сделанных из шелковых и иных тканей. И не только этих царских оград было много в орде, но и других, принадлежащих мирассам и приближенным его, удивительно разнообразных на вид. Так что, куда ни пойдешь, везде встретишь [эти] шатры и калапарды (сарапарде), как они называют ограды.

Всего в этой царской орде было около сорока или пятидесяти тысяч шатров, представляющих собой прекрасное зрелище. А кроме этих шатров было еще множество других, расставленных в садах, на лугах и у воды вокруг города. На этот праздник сеньор велел собрать всех мирасс и зажиточных людей со всей Самаркантской империи. В числе прочих прибыл сеньор Балахии (Бадахшан), большого города, где добываются рубины, и вместе с ним приехали кавалеры и многие другие. Посланники пробыли некоторое время вместе с этим сеньором Балахии и спросили его, как добываются рубины. И он рассказал, что недалеко от города Балахии есть гора, где их находят, и что каждый день [от этой горы] отбивают кусок, а потом их ищут, а когда находят, то осторожно вынимают. [А делают это так]: берут породу, в которой они находятся, отбивают ее понемногу долотом, пока не окажется на поверхности сам [рубин], а потом на точильных камнях [их] отделывают. [Он рассказал также], что там, где добываются рубины, сеньор Тамурбек поставил большую стражу. А этот город Балахия находится на расстоянии десяти дней пути от города Самарканте, в сторону Малой Индии.

Также прибыл туда другой сеньор, правивший за Тамурбека городом Акиви, который находится там, где добывается лазурит. В той скале, где находится лазурит, встречают и сапфиры. А от этого города Акиви до Самарканте также десять дней пути и тоже в направлении Индии, только [Акиви] ниже Балахии.

В четверг, двадцать третьего октября, сеньор устроил большой праздник в своей орде, на который велел прибыть посланникам. Этот праздник был устроен в большом шатре, куда собралось много народу, и [все] пили вино. А тот праздник, где пьется вино, считается более важным. На пиру было много веселья и забав; пришли царские жены, разодетые как и в прошлый раз, пировать вместе с ним. А веселье длилось до ночи.

В четверг, тридцатого октября, сеньор уехал из орды в город и остановился в Доме с мечетью, которую велел построить для захоронения своего внука по имени Махомад Солтан (Мухаммед-Султан) Мирасса, умершего в Турции, когда Тамурбек победил Турка; этот внук сам пленил Турка и, [потом] умер от болезни. А этого внука сеньор очень любил и поэтому приказал построить эту мечеть, дом и гробницу.

В тот день сеньор приехал туда, чтобы устроить [в его память] праздник, подобный поминкам, на который пригласил и посланников. Когда они приехали, им показали усыпальницу и гробницу. Часовня была четырехугольной формы и очень высокая, внутри и снаружи расписанная золотом и лазурью и [отделанная] изразцами и стеклом. А когда внук сеньора умер  в Турции, царь отослал [тело его] в Самарканте для погребения и приказал городскому управлению выстроить эту мечеть и гробницу. Когда сеньор сам приехал [сюда], он остался недоволен усыпальницей, сказав, что она низка. Он приказал сломать ее и в десять дней построить вновь под страхом наказания. И они так торопились, что работали день и ночь. Сеньор сам дважды приезжал в город, а когда направлялся куда-нибудь, то [его] несли на носилках, так как он уже не мог ехать верхом. А эта усыпальница была выстроена и окончена в эти десять дней. И нельзя не удивляться, что такая большая постройка, как эта, завершилась в столь короткое время. В честь этого своего внука царь в тот день устроил праздник, на который собралось много народа. И было подано много мяса, по их обычаю. Когда окончился пир, один из приближенных сеньора, по имени Хамелак (Шах-Мелик) Мирасса, взял посланников и увел их оттуда, где был сеньор, обрядил их в платья из камки и поверх накинул одежду в виде плаща, которую они надевают, когда холодно. Она была из шелковой ткани на меховой подкладке, а у ворота снаружи [отделана] двумя куницами, а на головы им надели шапки. И дал он им [еще] мешок, в котором было полторы тысячи серебряных таньг (теньга). Это их монета, а каждая таньга равняется двум серебряным реалам. После этого [посланники] опять вернулись к сеньору и поклонились ему, как у них принято. И сеньор сказал им, чтобы они пришли к нему в другой день, что он хочет поговорить с ними и отпустить, чтобы они в добрый час вернулись к его сыну королю [Кастилии]. А увидев, что это строительство окончено, сеньор приказал начать новое, так как постоянно заботился о прославлении этого города Самарканте. Вот что он построил.

В этом городе Самарканте продается каждый год много разных товаров, которые привозят туда из Катая, Индии, Тарталии и различных других мест и из самой [Самаркантской] земли, достаточно богатой. А так как [в городе] не было специальной площади, где бы удобно было торговать, сеньор приказал проложить через город улицу, в которой по обеим сторонам были бы лавки и палатки для продажи товаров. Эта улица начиналась в одном конце города и шла до другого, пересекая его весы. Эту работу [сеньор] поручил двум своим мирассам, сказав, что если они не постараются и не будут трудиться день и ночь, то поплатятся головой.

Эти мирассы начали с того, что стали разрушать дома, которые стояли там, где по приказу сеньора должна была быть улица, не обращая внимания на то, кто их хозяева. [А хозяева, видя] разрушение своих жилищ, собрали - свое добро и все, что у них было, и бежали. Как только одни кончили ломать, тотчас явились другие продолжать работу. И сделали улицу очень широкой, а по обеим сторонам поставили палатки; перед каждой палаткой установили высокие скамейки, покрытые белыми каменными плитами. Все палатки были соединены по две, а сверху вся улица была накрыта сводом с окошками, через которые проходил свет. Как только кончали работать палатках, тотчас в них направляли торговцев, которые продавали там разные товары. В некоторых местах улицы были фонтаны. Люди, работавшие здесь, получали плату от города, и работников явилось столько, сколько требовали те, кто заведовал [всем] этим делом. Те, кто работал днем, уходили с наступлением вечера, и являлись другие, работающие ночью. Одни ломали дома, другие выравнивали землю, третьи строили, и все они так шумели день и ночь, что казались [сборищем] чертей.

Менее чем за двадцать дней было сделано такое большое дело, что просто удивительно. Люди, которым принадлежали разрушенные дома, выражали недовольство, но не решались говорить об этом сеньору. Однако некоторые собрались вместе, и пошли к кайрисам, приближенным сеньора, [прося] поговорить с ним. А эти кайрисы из рода Магомета. Однажды, играя в шахматы с сеньором, [один из них] сказал, что, так как он повелел разрушать дома для устройства этой [торговой] площади, то пусть он распорядится возместить [понесенные] убытки. Говорят, что [сеньор] разгневался на эти слова и сказал: "Этот город мой, и я его купил за свои деньги, у меня на это есть грамоты, их вам покажу завтра. Если вы правы, то я заплачу, что вы хотите". И он сказал это так, что кайрисы пожалели [о сказанном] и даже потом говорили, что удивлялись, как это он не велел их казнить, и как они избежали кары. Говорят, что все, что делает сеньор, похвально и все его распоряжения должны быть исполнены.

Мечеть, которую сеньор приказал построить в честь матери своей жены Каньо, была самая почитаемая в городе. Когда она была закончена, сеньор остался недоволен передней стенкой, которая была [слишком] низка, и приказал сломать ее. Перед ней выкопали две ямы, чтобы через них разобрать фундамент, а чтобы работа спорилась, сеньор сказал, что сам берется вести наблюдение за одной частью [работ], а двум своим приближенным велел наблюдать за другой половиной, чтобы знать, кто скорее закончит свое задание. А сеньор [в это время] уже был дряхл, не мог ни ходить, ни ездить верхом, а [передвигался] только в носилках. И он приказывал каждый день приносить его туда на носилках и оставался там некоторое время, торопя работающих. Потом он велел доставлять туда вареное мясо и бросать его сверху тем, кто работал в яме, как будто они собаки. А когда он своими руками бросал [это мясо], то так побуждал [к работе], что нельзя не удивляться. Иногда же сеньор приказывал бросать в ямы деньги. И над этой постройкой работали так день и ночь. Это строительство и [сооружение] улицы приостановили [только] из-за того, что пошел снег.

В пятницу, первого ноября, посланники отправились к сеньору, как им было приказано, думая, что он их отпустит. Они нашли его в том доме с мечетью, который он приказал строить и где теперь шли работы. Пробыли они там с утра и до полудня, пока сеньор не вышел из шатра и не поднялся на возвышение, устроенное на площади. [Туда же] принесли много мяса и плодов. А когда [все] съели, [сеньор] прислал сказать [посланникам], что они свободны, и пусть простят его за то, что не сможет поговорить с ними в тот день, так как должен проводить своего внука Пир Магмада (Пир-Мухаммеда), называемого царем Индии, и отослать его назад в его землю, откуда он прибыл. И в тот день сеньор подарил ему много коней, одежд, оружия, так же как и его приближенным, прибывшим вместе с ним.

На другой день, в субботу, посланники опять отправились к сеньору, как им было приказано; но он не вышел из шатра, так как чувствовал себя неважно. И посланники пробыли там до полудня, когда [Тамурбек] обычно выходил на площадь; тогда один из трех приближенных сеньора вышел к посланникам и сказал, чтобы они удалились, так как сеньора нельзя видеть, и они возвратились к себе. В следующее воскресенье посланники опять пришли туда, где был сеньор, чтобы узнать, не позовет ли он их и не отпустит ли [домой]; и пробыли они там довольно долго. А три мирассы, самые близкие к сеньору, когда увидели [испанских] посланников, спросили, кто велел им прийти, и сказали, чтобы удалились, так как сеньора нельзя видеть. Затем они велели привести того кавалера, что был приставлен [к посланникам], и спросили его, почему он их привел, и [даже] намеревались проткнуть ему ноздри, но он доказал, что не звал [посланников] и даже не видел их в тот день, и так избавился [от наказания], но все же отведал довольно много палок. Так поступали эти мирассы потому, что сеньор был дряхл и весь его дом, люди и жены жили в тревоге. А те мирассы, что управляли его домом и составляли что-то вроде совета, не могли сами отпустить [их]; они-то и велели сказать посланникам, чтобы они вернулись к себе и ждали, пока их не позовут. [В то время как] посланники жили таким образом, что ни сеньор не присылал за ними, ни они не решались идти к нему, явился к ним один чакатай и заявил, что царские мирассы прислали его сказать, чтобы они готовились к отъезду на следующее утро, и что он отправится вместе с ними, с посланником султана вавилонского, с турецкими послами и с [посланником] Карво Томан Улглана (Тайзи-оглан?). [Он также сказал], что они поедут вместе до Ториса (Тебриз) и он будет  заботиться, чтобы везде, во всех городах и селениях им давали еду и все необходимое, предоставляли лошадей и прочее по повелению мирасс. А там их отпустит Омар Мирасса, внук сеньора, и направит каждого в свою землю. А посланники ответили, что сеньор их [еще] не отпустил и не дал ответа их государю королю и как [вообще] подобное может случиться. А он ответил, что об этом не стоит говорить, так как [все] уже решено мирассами, и чтобы они готовились [к отъезду], как это делают другие посланники. Тогда [испанские] посланники отправились во дворец сеньора и обратились к мирассам, говоря, что сеньор сам в прошлый четверг сказал им, чтобы они пришли к нему, так как хочет переговорить с ними и отпустить [на родину], а теперь к ним пришел один человек и сказал от их имени, чтобы они готовились к отъезду назавтра, чему они были крайне удивлены.

Мирассы ответили им, что сеньора нельзя видеть, ни пройти к нему, что они обязаны ехать, как им было передано, и что уже принято решение их отпустить. И [мирассы] это сделали так потому, что сеньор был очень болен, лишился языка и находился при смерти, как им сказали люди, знавшие это наверняка. А их торопили потому, что сеньор был при смерти и [хотели], чтобы они уехали раньше известия о его кончине и чтобы не рассказывали об этом в [прочих] землях, по которым пройдут. И несмотря на все доводы посланников мирассам, что им не следует ехать так, без всякого ответа сеньора к их королю государю, они отвечали, что об этом не стоит больше говорить, что в любом случае [посланники] должны отправиться и что уже назначили человека для сопровождения.

Так они пробыли тот понедельник, а во вторник, восемнадцатого ноября, мирассы прислали к ним с тем чакатаем, который должен был их сопровождать, четыре грамоты, по которым им в четырех городах, через которые они должны пройти, обязаны [выдавать] каждому лошадь. Этот [накатай] сказал им, что они должны тотчас же уезжать. А [посланники] ответили, что не поедут, не увидев сеньора и не получив от него письма. Тогда он ответил, что, несмотря на их желание, они обязаны ехать. Таким образом, в тот день им пришлось выехать [из Самарканте], где они остановились, и перебраться в один сад, недалеко от города, вместе с послом вавилонского султана, который жил с ними и со стражниками, которые должны были их сопровождать. Они сказали, что останутся здесь, чтобы подождать турецких посланников. И пробыли они в этом саду тот вторник, когда приехали, среду, четверг и пятницу. А в пятницу, двадцать первого ноября, все посланники собрались вместе и выехали оттуда, из Самарканте.

Теперь, рассказав, что случилось с посланниками в этом городе Самарканте, я опишу сам город, его земли и то, что сделал сеньор, чтобы его возвеличить.

Город Самарканте расположен на равнине и окружен земляным валом и очень глубокими рвами. Он немного больше города Севильи, того, что внутри [городской стены], а за городом выстроено много домов, примыкающих [к нему] с разных сторон как предместья. Весь город окружен садами и виноградниками, которые тянутся в иных местах на полторы лиги, а в других — на две. А город стоит среди них. Между этими садами пролегают улицы и площади, очень населенные, где живет много народа и где продается хлеб, мясо и многое другое. Так что то, что находится, за валом, более населено, [чем сам город]. В этих загородных садах много больших и знаменитых построек, и у самого сеньора там есть дворцы и главные погреба. Кроме того, у знатных горожан есть в этих садах свои дома и помещения. И столько этих садов и виноградников вокруг города, что когда подъезжаешь к нему, то кажется, что приближаешься к [целому] лесу высоких деревьев и посередине его [стоит] сам город. А через город и эти сады проложено множество оросительных каналов; в этих садах выращивают [также] много дынь и хлопка. А дыни в этой земле обильны и превосходны. До Рождества у них бывает столько дынь и винограда, что удивительно; каждый день приходят верблюды, нагруженные дынями в таком количестве, что нельзя не удивляться, как они раскупаются и потребляются. В селах их столько, что их сушат и хранят, как инжир, из года в год. А сохраняют их таким образом: режут поперек большими кусками, снимают корку и кладут на солнце, и когда высушат, все собирают, кладут в мешки и так хранят годами. За городом простираются большие равнины, где много больших деревень, в которых царь поселил людей из других завоеванных им земель.

Эта земля обильна всем — как хлебом, так и вином и мясом, плодами и птицей; бараны там очень крупные и с большими курдюками, а есть и такие, у которых курдюк [весит] двадцать фунтов, сколько один человек может удержать в руке. И этих баранов столько и они так дешевы, что когда сеньор был там со всем своим войском, то пара их стоила один дукат. Другие товары [также] очень дешевы, а за один мери, равный полреалу, давали полторы фанеги ячменя. Хлеб так дешев, что [дешевле] быть не может, а риса невероятно много. Так изобилен и богат этот город и его земля, что просто удивительно. А за это богатство он и был назван Самарканте, а его настоящее имя Симескинт, что значит Богатое селение, так, симес означает у них большой, а кинт — селение, и отсюда пошло название Самарканте. Богатство этой земли не только в изобилии съестного, но и в шелковых тканях, атласе, камке, сендале, тафте, терсенале, которых здесь производится много,  [также] и в меховых и шелковых подкладках, в притираниях, пряностях и в золотых и лазоревых красках и прочих предметах. Поэтому сеньор очень хотел возвеличить этот город и, когда завоевывал какие-либо земли, отовсюду приводил людей, чтобы они населяли город и [окрестные] земли, особенно он собирал мастеров по разным ремеслам. Из Дамаска он прислал разных мастеров, каких смог найти: всевозможных ткачей, умельцев по лукам для стрельбы и оружейников, тех, кто обрабатывает стекло и глину, и [эти мастера] считаются лучшими в мире. А из Турции он привел арбалетчиков и других умельцев, каких смог найти: каменщиков, золотых дел мастеров, сколько их нашлось; и столько их привез, что в городе можно найти любых мастеров и умельцев. Кроме того, он привел мастеров по [метательным] машинам и бомбардиров и тех, которые плетут веревки к этим устройствам. Они посеяли коноплю и лен, которых ранее никогда не было в этой земле. И столько разного народа собрал [Тамурбек] со всех [сторон] в этот город, как мужчин, так и женщин, что, говорят, их было более ста пятидесяти тысяч человек. Среди этих людей были разные народы — турки, арабы, мавры и другие, армянские и греческие католики, нескорины (несториане?) и якобиты и те, которые совершают обряд крещения огнем на лице, то есть те христиане, которые имеют особые понятия в вере. И этих людей было столько, что они не могли поместиться ни в городе, ни на площадях и улицах, ни в селениях, ни [даже] за городом; под деревьями и в пещерах их было удивительно много. Кроме того, этот город изобилен разными товарами, которые стекаются в него из разных стран: из Рушии и Тарталии идут кожи и [льняные] полотна, из Катая — шелковые ткани, которые лучше всего делаются в этой стране, особенно атласы, о которых говорят, что они лучшие в мире, а самые ценные те, что без узоров. Кроме того, привозят мускус, которого нет нигде в мире, кроме как в Катае. Еще [привозят] рубины и бриллианты, так что большая часть их, что имеется в этой стране, привозится оттуда; и жемчуг и ревень и много разных пряностей. А то, что привозится в этот город из Катая, самое лучшее и дорогое [по сравнению с тем], что прибывает из других стран. Жители Катая говорят, что они самые искусные люди во всем мире, и [также] говорят, что у них два глаза, а мавры — слепые и что у франков — один глаз и что во всем, что они делают, превосходят все народы на свете.

Из Индии в этот город идут мелкие пряности, то есть самые лучшие: мускатный орех, гвоздика, скорлупа мускатного ореха, цвет корицы, имбирь, корица, манна и многие другие, которые не переправляются в Александрию. В городе много площадей, где продают мясо, вареное и соленое, приготовленное разными способами, и кур и домашнюю птицу — [все] очень опрятно, а также хлеб и плоды, все очень чистое. Эти площади и днем и ночью полны торгующего [народа]. Также много мясных лавок, где продают мясо, кур, куропаток, фазанов, и все это можно найти и днем и ночью. В одном конце города стоит замок, как будто на ровном месте, если [смотреть], со стороны, но [на самом деле] он окружен глубоким рвом, который образуется из ручья: и из-за этого рва замок неприступен. В этом замке сеньор хранил свою казну, и туда не входил никто, кроме алькальда и его людей. В этом же замке он содержал до тысячи пленных мастеров, которые делали латы, шлемы, луки, стрелы и круглый год работали на него. Когда сеньор ушел из этого города воевать в Турцию и разрушил Дамаск, приказал, чтобы все, кто был с ним в войске, взяли с собой своих жен, а если они их оставят, то он даст им возможность делать то, что они захотят. И это он сделал потому, что намеревался не быть в городе [Самарканте] семь лет, воюя со своими врагами. И он поклялся и дал обещание не входить в этот замок, пока не минет семь лет. Теперь, когда сеньор возвратился в этот город, прибыли к нему посланники от катайского императора сказать, что ведь ему хорошо известно, что эта земля дана ему в управление и за нее он должен платить ежегодную дань и что прошло уже семь лет, как он не платил, и не угодно ли ему внести [плату]. [Сеньор] отвечал, что это правда и он заплатит дань, но не хочет ее отдать им, так как не желает, чтобы они воспользовались ею в дороге, а что он сам намерен ее привезти. А это он сказал в шутку, так как [совсем] не имел намерения платить. И теперь уже прошло около восьми лет, как он не платит, а император катайский не присылал за ней; а причина, по которой император катайский не присылал [за данью], вот какая.

Император катайский умер и оставил трех сыновей, которым отдал свои земли и владения. Старший из них захотел отнять владения и земли у двух других и убил младшего, а средний начал воевать со старшим и победил его. [Тогда] старший в отчаянье, что потерпел поражение от того, кто моложе его, поджег свой стан и сгорел сам со множеством своих людей, а средний стал сеньором. Восстановив порядок во всей [своей] земле, он отправил тех посланников к Тамурбеку, чтобы он уплатил ему дань, которую [ранее] платил его отцу. Этих-то посланников Тамурбек хотел повесить, как мы уже слышали, и теперь не знаем, что предпримет сеньор Катая и [как] ответит он на это бесчестие.

От этого города Самарканте до главного города Катая, который называется Камалек (Ханбалык) и считается самым большим в империи, шесть месяцев пешего пути, и два месяца из этих [шести] не встречается никого, кроме пастухов, которые ходят по полям со [своими] стадами. В этом году, в июне месяце, из Камалека в Самарканте пришло около восьмисот верблюдов, груженных товарами. Теперь, когда Тамурбек в этот раз возвратился в Самарканте, разгневавшись на то, что сказали ему катайские послы, он велел задержать этих верблюдов и не отпускать их. А люди, которые прибыли из Камбалека (Ханбалыка) с этими верблюдами, виделись с [испанскими] посланниками и рассказывали им чудеса о власти над людьми и землями, которую имел катайский сеньор. Более всего [посланники] встречались с одним человеком, который рассказывал, что пробыл шесть месяцев в городе Камбалеке. Он рассказывал, что [город] расположен у моря и что он так велик, как двадцать Таурисов (Тебризов), [поэтому можно сказать], что он самый большой город на свете, так как Таурис в длину [тянется на расстояние] больше лиги, а он — на двадцать. Говорят, что у катайского сеньора столько войска, что когда он его собирал, чтобы идти на войну из своего владения, то кроме тех, кто уходил с ним, оставались охранять [его] земли более четырехсот тысяч всадников. А еще рассказывали, что у катайского сеньора такой порядок: никто не может ездить верхом, кроме тех, у кого [в услужении] тысяча человек, и таких [там] на удивление много. Такие и подобные [им] чудеса рассказывал [этот человек] об этом городе и этой стране. Этот катайский император ранее был язычником, а потом обратился в христианскую веру.

В то время как посланники находились в городе Самарканте, истек срок семи лет, [в течение] которых Тамурбек дал обещание не входить в замок самаркантский, где он хранил свою казну. И он вошел в него так торжественно, что [просто] удивительно. Сеньор приказал нести перед ним все оружие, которое сделали его пленники после того, как он ушел из города. Среди этого оружия несли три тысячи пар лат, украшенных красным сукном, хорошо исполненных; только они не делают их очень крепкими и не умеют закалять железо. Потом пронесли перед [сеньором] много шлемов; в тот день Тамурбек распределил эти шлемы и латы и роздал их кавалерам и прочим особам. А шлемы эти круглые и высокие, некоторые до самого верха; перед лицом против носа тянется полоса, шириной в два пальца, доходящая до бороды, которая может подниматься и опускаться. Она сделана для того, чтобы защитить лицо от поперечного удара клинком; а латы сделаны так же, как и наши, только у них низ из иной ткани и виден из-под лат, как рубашка.

На расстоянии пятнадцати дней пути от этого города Самарканте в сторону Катая находится земля, где жили амазонки. И по сей день они соблюдают обычай не иметь у себя мужчин; только когда наступает определенное время года, их старшие дают им разрешение, и они отправляются со своими дочерьми в соседние земли и места. А когда мужчины их видят, то приглашают к себе. И они идут с теми, кто им больше нравится, и едят и пьют с ними и проводят [время] там в забавах, а потом возвращаются в свои земли. Если у них рождаются дочери, оставляют при себе, а если рождаются сыновья, то отсылают их туда, где их отцы. Эти женщины живут во владениях Тамурбека, а прежде их земли принадлежали к катайскому царству. Они христианки греческой веры и происходят от тех амазонок, которые были в Трое, когда ее разрушили греки. В Трое было два рода амазонок: один — эти, а другой — из турецкой земли.

В городе Самарканте соблюдается законность, так что ни один человек не смеет обидеть другого или совершить [какое-либо] насилие без приказания сеньора; а он делает этого столько, что с них довольно. Сеньор всегда возит с собой судей, которые распоряжаются его станом и домом, а когда они куда-нибудь приезжают, то и жители [тех] земель, и все их слушаются. Эти судьи предназначены [для разных дел] и распределены так: одни разрешают важные дела и ссоры, которые случаются; другие ведут денежные дела сеньора, третьи распоряжаются наместниками, [правящими] в землях и городах, зависимых от него, иные — посланниками. А когда становится стан, они уже знают, где каждый из них должен быть и вести [свои] дела. Они ставят три шатра и там выслушивают и решают дела тех [людей], кто к ним приходит. [Потом] идут и докладывают сеньору, после чего возвращаются и выносят решение по шести или четырем [делам сразу]. Когда они приказывают выдать какую-либо грамоту, тут же находятся их писари и пишут ее тотчас, без задержки, а когда она готова, ее заносят в регистрационную книгу, которая всегда при них, и ставят [на ней] знак; потом передают грамоту оидору, чтобы он ее видел, и тогда [оидор] берет серебряную резную печать, смазывает ее чернилами и ставит на грамоту с внутренней стороны; потом берет ее другой и записывает и отдает своему начальнику, и тот ставит на ней [еще] чернильную печать. Когда так сделают трое или четверо [оидоров], в середине ставят царскую печать, на которой буквами написано «правда», а в середине три знака, как эти:

Так что каждый советник имеет своего писца и свою регистрационную книгу. А эта грамота такова, что, как ее выдадут, стоит только показать на ней печати мирасс и царя, как все исполняется в тот же день, в тот же час без малейшего промедления.

Теперь, описав вам город Самарканте и рассказав, что случилось там с посланниками и что произошло с сеньором, я расскажу, как Тамурбек победил и разбил Тотамиха (Тохтамыша), императора Тарталии, могущественного и доблестного человека, более сильного, чем Турок, и как в Тарталии возвысился один кавалер по имени Еденгуй (Едигей), подвластный Тамурбеку, и теперь у Тамурбека нет большего врага, чем этот Еденгуй.

Лет одиннадцать тому назад этот император Тарталии Тотамих, будучи владетелем [обширных земель] и множества народов, выступил из Тарталии с огромным войском и пошел в Персию, вошел во владения Туриса (Тебриза) и Верхней Армении, ограбил многие земли, разрушил города и замки, но и частично восстановил их для себя. По этой земле, которую он опустошил, посланники [уже] проезжали; это — город Кольмарин (Сюрмари), что в армянской земле, и еще город Сисакания (Сисакан) и его владения и много других земель. Закончив весь этот грабеж, особенно в землях, принадлежащих Тамурбеку, [Тотамих] возвратился в Тарталию. А Тамурбек, узнав об этом, выступил со своим войском, хотя войско [противника] было гораздо больше его, погнался за ним и настиг у большой речки, называемой Тесина (Терек), поблизости от Тарталии. Тамурбек двигался как можно скорее, чтобы овладеть переправой через реку, так как в этой местности, где он шел, не было другой, кроме той, которую он намеревался взять. А когда Тамурбек подошел [к реке], император Тотамих уже перешел ее, а так как он знал, что Тамурбек [намерен] настичь его, то [вновь] подошел сторожить переправу и завалил ее лесом.

А когда Тамурбек подошел [туда] и увидел, что Тотамих сторожит переправу через реку, послал сказать ему, что он напрасно это делает, так как он не намерен воевать с ним, а [хочет] быть его другом и сохрани бог, чтобы он [когда-нибудь] желал ему зла. Но несмотря на это, император побаивался [Тамурбека], так как знал, что он человек коварный. На другой день Тамурбек [от места переправы] двинулся с войском вверх по реке, а император Тарталии со своим войском [также] продвинулся другим берегом реки; а шли они так: один по одной стороне, другой — по другой и как Тамурбек останавливал свое войско, тотчас останавливался Тотамих на другой стороне [реки]. Таким образом они двигались три дня, и ни один не перегнал другого. На третью ночь Тамурбек приказал в войске, чтобы женщины надели шлемы [и стали похожи] на мужчин, а всем мужчинам велел скакать как можно скорее [обратно] и каждому взять двух лошадей, на одной ехать [самому], а другую вести на поводу. Оставив свой стан [на месте], то есть женщин, похожих на мужчин, пленников и рабов с ними, сам [Тамурбек] вернулся назад к переправе; и все пройденное за три дня расстояние он преодолел за одну ночь и переправился через реку. Около трех часов он сражался в стане императора Тотамиха, разбил его и захватил, что у него было, а вез он многое, но Тотамих бежал. Это была великая и славная победа, так как Тотамих имел огромное войско, и одна из величайших битв, которые выиграл Тамурбек, даже, говорят, более [важная], чем с Турком. Поражение было великим бесчестием для императора Тотамиха, и он вновь собрал большое войско, чтобы идти на Тамурбека. А [тот] подкараулил его и напал в [самой] Тарталии, разбил его и такой ужас внушил народу, что на удивление; а император Тотамих [снова] бежал. Это повергло в уныние всех татар; они стали говорить, что их сеньор потерпел поражение, так как удача его покинула, и [поэтому] он был разбит; и начались между ними раздоры. А один кавалер, служивший Тамурбеку, по имени Едигуй (Едигей), [заметив], что между татарами начались несогласия, сговорился с ними, что пойдет на Тамурбека и против всех тех, кто будет [их врагами]. И они сделали его сеньором; а он восстал против Тамурбека и стал искать случая его убить; [тогда] и его земли и Тарталия [перешли бы] к нему и стали бы его [владениями]. Тамурбек, узнав об этом, хотел его схватить и убить, но тот убежал. И теперь сеньор Тарталии очень могущественный человек, а они [между собой] большие враги. Однажды Тамурбек ходил на него с войском, но Едигуй не стал его дожидаться и бежал. У этого Едигуя постоянно имеется в орде более двухсот тысяч всадников.

[Между тем] Тотамих, император Тарталии, и Тамурбек примирились и вместе стараются обмануть Едегуя (Едигея). Тамурбек послал сказать ему, что ведь ему известно, что он в его власти, что он его любит и прощает, если в чем-нибудь против него погрешил, и что хочет быть его другом; а чтобы между ними было родство, он предлагает женить своего внука на одной из его дочерей. Говорят, что этот Едегуй ответил ему, что он прожил с ним двадцать лет и был тем, кому он более всех доверял, и что знает его слишком хорошо и все его хитрости и что такими уловками его не провести, что он понимает, что все эти доводы только для того, чтобы обмануть, и если они действительно станут друзьями, так только на поле [брани] с оружием в руках, так он им ответил. У этого императора Тотамиха был сын, которого Едегуй изгнал из его земель. Тотамих бежал в землю, которая поблизости от Самарканте, а сын его — в Кафу, генуэзский город, на границе с Тарталией. Едигуй напал на этот город Кафу, так как сын Тотамиха бежал к Тамурбеку. Этот Тотамих и его сыновья живы и [состоят] в дружбе с Тамурбеком. А этот Едегуй обращал и обращает татар в магометанскую веру, еще недавно они ни во что не верили, пока не приняли веру Магомета.

У сеньора есть войско, которое всегда при нем и в таком порядке: оно поделено между начальниками; есть начальники над сотней, тысячей, десятью тысячами и один над всеми, как коннетабль. Когда [сеньор] отдает приказ какому-нибудь отряду выступать, призывают этих начальников и через них он [получает сведения] и распределяет воинов, как хочет. Тот, который теперь главный начальник, называется Янса (Джеханшах) Мирасса; это один из тех, кто был заодно с Тамурбеком, когда умер император самаркантский. Этому человеку он оказал большие милости, отдал много земель и сделал важным сеньором. Кроме того, Тамурбек по всей своей земле отдает для присмотра своих коней и баранов кавалерам; кому тысячу, кому десять тысяч, а если их не возвращают по его требованию или нескольких не хватает, то он не соглашается ни на какую плату, а забирает их, сколько есть, а [виновных] убивает…

…В пятницу, двадцать первого ноября, посланники выехали оттуда, из Самарканте, и двинулись по хорошей, ровной и многолюдной дороге…

… Когда Тамурбек умер, а умер он в городе Самарканте, то мирассы и приближенные сеньора [хотели] скрыть [это известие], пока не наведут порядок в казне и его владениях. Но они не смогли утаить [новость], чтобы об этом не дознались некоторые кавалеры и приближенные. А там, в Самарканте, когда умирал Тамурбек, находился с ним его внук, сын Миаха Мирассы, по имени Кариль Султан (Халиль-Султан). Узнав о смерти своего деда, он собрал, сколько мог, кавалеров и воинов и пошел против тех трех мирасс, которые управляли домом и имением сеньора, убил одного из них, Бутудо Мирассу, сына того Хансы, которому Омар Мирасса отрубил голову. Когда тот был убит, двое других обратились в бегство и ушли к сыну Тамурбека по имени Харок (Шахрух) Мирасса, который жил в земле Хорасанской в большом городе, называвшемся Хелак (Герат).

А этот Кариль Султан, убив приближенного своего деда, тотчас направился в замок, завладел казной и городом, взял [тело] покойного и похоронил его. Захватив [власть], он послал сказать Миаха Мирассе, своему отцу, чтобы он прибыл в Самарканте и что он [готов] передать ему казну. Если действительно его примут в Самарканте, то он будет, без сомнения, сеньором, как и его отец, потому что [эта] казна велика и если она окажется в его руках, то все чакатаи примкнут к нему, так как они алчны, а с силой этой он станет сеньором. Но говорили, что Миаха Мирассе может помешать его жена Гансада (Хан-заде), которая рассорила его с Тамурбеком. Она была матерью Кариль Султана и жила вместе с ним в Самарканте. Говорили, что он не примет владения, так как боится ее, а сделает так, чтобы его сын получил звание и власть императора самаркантского.

А этот Кариль Султан — молодой человек двадцати двух лет, белолицый, крупный и похож на отца. Он оказал большие почести посланникам, когда они были в Самарканте. Уже дважды Тамурбек выдавал себя за покойника, распространяя слухи о своей кончине в своих владениях, чтобы посмотреть, кто же восстанет; а кто возмущался, тех он тотчас хватал и предавал казни. Поэтому никто теперь не верил, что он умер, хотя на сей раз это была правда. И даже позже в городе Турисе, где были посланники, распространилось известие, что [Тамурбек] жив и идет со своим войском против султана вавилонского….